КОЩУНСТВА
"Кощунственные" произведения Пушкина до недавних пор оставались публике неизвестны либо печатались с цензурными изменениями и пропусками. Даже такая крупная вещь, как "Гавриилиада", лишь в 1917 году появилась полностью в легальном издании. Правда, "запретный" Пушкин не раз являлся в изданиях заграничных, но они были доступны небольшому кругу и страдали многими недостатками, как то: испорченный текст, неполнота состава и опечатки; с другой стороны, в них приписывались Пушкину вещи, ему не принадлежащие. О пушкинских "кощунствах" знали понаслышке. Специальная литература не могла ими заняться по тем же цензурным причинам. В обществе ходила о них легенда как о чем-то в высшей степени ядовитом и разрушительном.
Если мы обратимся к пушкинскому тексту, то увидим, что эта легенда имеет весьма ограниченное право на существование или, по крайней мере, нуждается в серьезных ограничениях. Пользуясь термином "кощунство" наиболее широко (и в этом смысле условно), соглашаясь подвести под эту рубрику даже самые незначительные высказывания, способные оскорбить религиозное чувство или хотя бы задеть слух, я нахожу в лирике Пушкина 26 текстов, подходящих под такое расширенное применение термина.
При рассмотрении и сопоставлении текстов выясняется, что их можно разбить на несколько групп, соответствующих типам кощунств. К первой группе я отношу шесть текстов, содержащих профанацию религиозного догмата, обряда, обычая или предания. Такая профанация слабо намечена в заключительных стихах "Городка", когда пятнадцатилетний Пушкин, признавшись в нелюбви к "сельским иереям", заканчивает послание обетом:
Но друг мой, если вскоре
Увижусь я с тобой,
То мы уходим горе
За чашей круговой;
Тогда клянусь богами
(И слово уж сдержу),
Я с сельскими попами
Молебен отслужу. (1)
Столь же невинную профанацию встречаем в послании к В. Л. Пушкину (1816):
Христос воскрес, питомец Феба!
Дай Бог, чтоб милостию неба
Рассудок на Руси воскрес;
Он что-то, кажется, исчез.
Дай Бог, чтобы во всей вселенной
Воскресли мир и тишина,
Чтоб в Академии почтенной
и т.д. (2)
В наброске послания к А. И. Тургеневу (1819?) ключи от царства небесного неуважительно сопоставлены с ключом камергерским:
В себе все блага заключая,
Ты, наконец, к ключам от рая
Привяжешь камергерский ключ. (3)
В набросках сатиры на кишиневских дам (1821) сделана ссылка на библию, непочтительная по контексту и применению:
Вот Еврейка с Тодорашкой,
Пламя пышет в подлеце,
Лапу держит под рубашкой,
Рыло на ее лице.
Весь от ужаса хладею:
Ах, Еврейка, Бог убьет!
Если верить Моисею,
Скотоложница умрет. (4)
То же - в послании к "Еврейке" (1821):
Христос воскрес, моя Ревекка!
Сегодня, следуя душой
Закону Бога-человека,
С тобой целуюсь, Ангел мой.
А завтра к вере Моисея
Готов, Еврейка, приступить
И даже то тебе вручить,
Чем можно верного Еврея
От православных отличить. (5)
Профанационно применены библейские темы в письме к Вигелю (1823):
Проклятый город Кишинев,
Тебя бранить язык устанет,
Когда-нибудь на старый кров
Твоих запачканных домов
Небесный гром, конечно, грянет -
И не найду твоих следов.
Падут, погибнут, пламенея,
И лавки грязные жидов,
И пестрый дом Варфоломея.
Так, если верить Моисею,
Погиб несчастливый Содом -
Но только с этим городком
Я Кишинев равнять не смею,
Я слишком с Библией знаком
И к лести вовсе не привычен.
Не только вежливым грехом,
Но просвещением, пирами
И красотой нестрогих дев.
Мне жаль (сердечно), что громами
Его сразил Еговы гнев - и т.д. (6)
Уже в приведенных текстах ощущается привкус пародии, шуточного сопоставления "высокого" религиозного мотива с "низким", житейским. Следующую группу составляют тексты, которых кощунственность всецело заключается в пародийности, чаще всего - в применении религиозного термина к предметам низменным, порою смешным или соблазнительным. Такая пародия, в сущности, есть один из видов профанации. Здесь она выделена в особую группу по признаку отчетливо проведенного литературного приема. Данная группа - самая обширная: она содержит одиннадцать текстов.
Впервые христианский термин по заведомо несоответственному поводу применен в послании к Дельвигу (1815):
Послушай, Муз невинных
Лукавый духовник. (7)
В том же году, в послании к Батюшкову, читаем:
В пещерах Геликона
Я некогда рожден;
Во имя Аполлона
Тибуллом окрещен. (8)
В 1817 году послание к Жуковскому начинается пародийным возглашением:
Благослови, поэт! (9)
В стихах, обращенных в том же году "К Е. С. Огаревой, которой митрополит прислал плодов из своего саду", прием уже значительно заострен:
Митрополит, хвастун бесстыдный,
Тебе прислал своих плодов,
Что будто сам он бог садов.
Чему дивиться тут? Харита
Улыбкой дряхлость победит,
С ума сведет митрополита
И пыл желаний в нем родит.
И он, твой встретя взор волшебный,
Забудет о своем кресте
И нежно станет петь молебны
Твоей небесной красоте. (10)
Тогда же, в послании к А. И. Тургеневу, Пушкин его называет любовником "и Соломирской, и креста" - и делает примечание: "Креста, сиречь не Аннинского и не Владимирского, а честнаго и животворящаго" (11; ср. с 3).
В 1818 году, даря Кривцову "La Pucelle" Вольтера, он ее называет "святою Библией Харит", рекомендует по ней "молиться Венере" и восклицает:
Да сохранят тебя в чужбине
Христос и верный Купидон! (12)
В письме к Энгельгардту (1819) все кощунство заключено в тончайшем намеке: эпитет "набожный" приложен к "поклоннику Венеры" (13).
Такое же применение того же эпитета наряду с приемом, повторяющим прием текстов 7 и 8, находим в альбомных стихах Щербинину (1819):
Проводит набожную ночь
С младой монашенкой Цитеры. (14)
В черновых набросках стихов при посылке "Гавриилиады" (1821) Пушкин говорит, что его Музу "Всевышний осенил своей небесной благодатью", а сочинение кощунственно-пародической поэмы называет "духовным занятием". Тут же обитель Господа названа "двором" Его (в смысле царского двора) (15).
В отрывочных строках, составляющих набросок стихов о современных поэтах, повторен прием текстов 7, 8 и 14: "Жуковский... святой Парнаса чудотворец" (16).
В приписке к письму, посланному 8 декабря 1824 года А. Родзянке, имеем профанацию догмата и пародию церковного текста:
Наместник Феба и Приапа!
Твоя соломенная шляпа
Покойней, чем иной венец;
Твой Рим - деревня; ты мой Папа,
Благослови ж меня, певец! (17)
Наконец, в стихах, предположительно относимых к кн. Хованской (1824), прием пародийного применения христианской тематики доведен до наибольшей остроты:
Ты богоматерь, нет сомненья,
Не та, которая красой
Пленила только Дух Святой,
Мила ты всем без исключенья;
Не та, которая Христа
Родила, не спросясь супруга.
Есть бог другой, земного круга -
Ему послушна красота,
Он бог Парни, Тибулла, Мура,
Им мучусь, им утешен я,
Он весь в тебя - ты мать Амура,
Ты богородица моя. (18)
Вся эта пьеса-лишь распространение профанационного каламбура: мать бога Амура есть Богородица. Но и самый каламбур, и вся его мотивировка, данная в предварительной части пьесы, содержат ряд кощунственно-пародических сопоставлений. Стихотворение составляет как бы переход к следующей группе, состоящей из шести текстов, в которых дано прямое пародирование религиозного догмата, понятия или текста.
Впервые такую пародию встречаем в лицейской пьесе, по памяти воспроизведенной Пущиным, но несомненно пушкинской. Она содержит непристойную переделку евангельского текста в перебранке двух женщин, идущих от всенощной:
А у себя не видишь и бревна. (19)
Пародийны по смыслу и стилю две эпиграммы на митрополита Фотия и гр. Орлову:
1. Благочестивая жена
Душою Богу предана,
А грешной плотию
Митрополиту Фотию. (20)
2. "Внимай, что я тебе вещаю:
Я телом евнух, муж душой".
- Но что ж ты делаешь со мной?
- "Я тело в душу превращаю". (21)
В послании к А.Ф.Орлову (1819) пародирована Библия:
Орлов, ты прав: я забываю
Свои гусарские мечты
И с Соломоном восклицаю:
"Мундир и сабля - суеты!" (22)
В "Акафисте Ек. Ник. Карамзиной" (1827) пародийны только заглавие, применение эпитета "набожный", как в текстах 13 и 14, а также церковно-славянская форма родительного падежа множественного числа:
Тебе, сияющей так мило
Для наших набожных очес. (23)
Самое же сопоставление Е. Н. Карамзиной с Богородицей проведено чрезвычайно осторожно и вряд ли может быть признано кощунственным.
Не веровал я Троице доныне:
Мне Бог тройной казался все мудрен.
Но вижу вас - и, верой озарен,
Молюсь трем грациям в одной богине. (24)(*)
(* Принадлежность этих стихов Пушкину не вполне доказана.)
За пределами намеченных групп остаются еще две пьесы. Это, во-первых, большое послание к В. Л. Давыдову (1821), содержащее признаки всех трех групп (25). Во-вторых - "Noël" (1818), в котором Богородице и Спасителю приданы прозаически-бытовые черты. В этой пьесе не больше кощунства, чем во многих легендах, носящих вполне благочестивый характер, но содержащих такое же "снижение", как результат упрощенного, "народного" подхода к религиозным темам. Неуважительного отношения к Пресвятой Деве и к Спасителю Пушкин здесь не выказал, острие же пьесы направлено не против них, а против императора Александра I (26).
Если теперь мы всмотримся в то, какое отношение имеют приведенные кощунства к общему содержанию стихотворений, из которых они извлечены, то прежде всего обнаружим, что в текстах 1, 2, 3, 4, 7, 8, 9, 11, 12, 13, 14, 15, 16 и 22, то есть в четырнадцати из двадцати шести, кощунство не только не составляет цели стихотворения, но и является в ней лишь деталью, с общим заданием не связанной и порой выраженной чрезвычайно слабо, например - в единственном и случайно брошенном эпитете. В текстах 6, 18, 19, 20, 21, 23, 24, 25 и 26 кощунственно-пародийный момент проходит через всю или почти всю пьесу, но опять же играет в ней лишь служебную роль: то как мотивировка сатиры (19, 20, 21), то как затейливая болтовня дружеского послания (6), то как один из мотивов стихотворения, заостренного в сторону политики, а не религии (25, 26). Таким образом, кощунство само по себе составляет цель только в двух текстах: в 5 и в 17, но и то лишь в том случае, если их не рассматривать как мадригалы, столь перегруженные кощунственно-пародийной мотивировкой, что средство уже заслонило в них самую цель.
Этот подсобный, аксессуарный характер пушкинских кощунств вполне согласуется с тем обстоятельством, что из всех наших текстов только два (19 и 26) приходятся на произведения полуповествовательного, лиро-эпического характера. Еще два текста (20 и 21) составляют эпиграммы. Все прочие (22 из 26) входят в состав шутливых посланий и альбомных стихов. Добавим, наконец, что самая "доза" кощунственности в 2, 3, 4, 13 и 16 текстах очень невелика, а в 1, 7, 8, 9, 16, 22 и 23 - едва уловима.
Если, как выше сказано, с точки зрения религии пародия есть вид профанации, то и обратно: профанация со стороны литературной есть вид пародии. Таким образом, оказывается, что кощунственные стихи Пушкина всегда построены на пародийной основе. Это заключение представляется очень важным, потому что вскрывает психологическую подкладку кощунств, содержащихся в пушкинской лирике.
Влечение к пародии было у Пушкина чрезвычайно сильно. Пародийные задания и приемы наблюдаются в огромном количестве его произведений. Он сам признавался, что написал "Графа Нулина" потому, что не мог противиться двойному искушению - "пародировать историю и Шекспира". "Домик в Коломне" есть пародия "Уединенного домика на Васильевском". Пародийная природа "Истории села Горюхина" несомненна. "Гробовщик" - пародия легенды о Дон-Гуане вообще и пародия пушкинского "Каменного Гостя" - в частности. Пушкин пародировал других авторов (Карамзина, Жуковского, Языкова, В. Л. Пушкина, Хвостова, Дмитриева) и самого себя. Многие из его излюбленных тем и приемов оказываются им же пародированы. Кощунства Пушкина связаны с этим влечением к пародии. Они из него возникают. Говоря его собственными словами, пародия состоит из сочетания смешного с важным. Всякая религия, как литературный источник, составляет для пародиста в высшей степени соблазнительный материал, ибо сила пародии прямо пропорциональна расстоянию между смешным и важным: чем важнее, выше предмет, тем разительней получается его сочетание со смешным, его снижение.
Религия раздражала в Пушкине его пародическую жилку. Его кощунства должно рассматривать как частный случай его пародии. В них больше литературной забавы, чем философии. Пушкинские кощунства можно определить как шуточные, а не воинствующие. Они не содержат борьбы с религией. Они даже гораздо более незлобивы, чем его литературные или политические эпиграммы. Они остры по форме и не глубоки философически: следствие того именно, что они возникают из чисто литературного пристрастия к пародии, а не из побуждений атеистических. В них несравненно больше свободословия, чем последовательного свободомыслия. Они легкомысленны и неядовиты. Необходимо, наконец, отметить то чрезвычайно важное обстоятельство, что после 1827 года мы не встречаем у Пушкина ни одного кощунства.
Что касается "Гавриилиады" (1821), единственной кощунственной поэмы Пушкина, то многое из сказанного о лирике применимо и к ней. "Гавриилиада" построена на пародии, принявшей самые разнообразные виды и оттенки. Ее внутренняя незлобивость бросается в глаза. В ней больше жизнерадостности и веселья, чем яда. Кощунственность этой поэмы, по внешности самая резкая в кругу подобных творений Пушкина, по существу безопасна и здесь. Атеизм "Гавриилиады" слишком весел, открыт и легок, чтобы быть опасным. Быть может, весьма демонический в некоторых других созданиях, именно в "Гавриилиаде" Пушкин недемоничен, потому что прежде всего беззаботен. Больше того: если всмотреться в "Гавриилиаду", то сквозь соблазнительную оболочку кощунства увидим в ней равномерно и широко разлитое сияние любви к миру, благоволение и умиление.
Кощунства (с. 455). - СЗ. 1924. Кн. XIX. С. 405-413; под названием ""Кощунства" Пушкина (из книги "Поэтическое хозяйство Пушкина")".
С. 455. - В 1918 г. Речь идет об издании: Пушкин А. С. Гаврилиада. Полный текст / Вступ. ст. и примеч. Валерия Брюсова. М., 1918. Ходасевич откликнулся на это издание газетной статьей (см. в наст. изд., т. 2, в составе СРП).
...в изданиях заграничных... - Из них наиболее известны: Русская потаенная литература XIX столетия. Лондон, 1861; Стихотворения А. С. Пушкина, не вошедшие в последнее собрание его сочинений. Берлин, 1861. Последнее издание под названием "Собрание запрещенных стихотворений Пушкина" перепечатывалось 17 раз.
С. 456. Специальная литература не могла ими заняться... - Поверхностный обзор пушкинских "кощунств" содержится в статье Е. Г. Кислицыной "К вопросу об отношении Пушкина к религии", написанной в 1913 г., но опубликованной значительно позже. См.: Пушкинский сборник памяти проф. С. А. Венгерова: Пушкинист. Вып. IV. М.-Пг., 1922. С. 233-269.
С. 457. В наброске послания к А. И. Тургеневу... - Приведенные ниже три стиха - не набросок, а отрывок из не дошедшего до нас послания 1819 г., написанного по поводу получения А. И. Тургеневым придворного звания камергера. Эмблему этого звания - ключ - носили сзади на мундире. Ключи от Рая вручены Христом апостолу Петру как символ власти будущей Церкви (Мф, 16, 19).
В набросках сатиры на кишиневских дам (1821)... - Точнее - в завершенном ст-нии "Раззевавшись от обедни..."
Если верить Моисею,
Скотоложница умрет.
- Через Моисея Господь возвестил на Синае: "Всякий скотоложник да будет предан смерти" (Исх, 22, 19).
Профанационно применены библейские темы... - Конкретно - история Содома, истребленного огнем за тяжкие грехи его жителей (Быт, 13, 13; 18, 20-33; 19, 24-25).
С. 458. Во имя Аполлона
Тибуллом окрещен.
В 1817 году послание к Жуковскому... - Послание "К Жуковскому" датируется 1816 г.
...пародийным возглашением:
Благослови, поэт!
- В варианте 1924 г. фраза имеет продолжение: "...пародирующим возглашение "Благослови, владыко!.."" (СЗ. 1924. Кн. XIX. С. 407). Этими словами начинается литургия Иоанна Златоуста, принятая в православном богослужении.
...бог садов... - Приап (греч.), бог сладострастия, чувственных наслаждений.
С. 459. ..."Креста, сиречь не Аннинского и не Владимирского..." - Знаки орденов св. Анны и св. Владимира.
"...честного и животворящаго"... - Из молитвенной формулы: "Огради мя, Господи, силою Честнаго и Животворящаго Твоего Креста..."
..."La Pucelle" Вольтера... - Поэма Вольтера "Орлеанская девственница" (1735).
В черновых набросках стихов при посылке "Гавриилиады" (1821)...
...набросок стихов о современных поэтах... - Эти стихи, по-видимому, относятся к черновикам шестой главы "Евгения Онегина" (см.: Пушкин - родоначальник новой русской литературы. М.-Л., 1941. С. 43-47).
...профанацию догмата... - Католического догмата, согласно которому Папа Римский есть наместник Бога на земле.
...в стихах, предположительно относимых к кн. Хованской (1824)... - Приведенное ниже ст-ние предположительно датируется 1826 г. Впервые опубликованное под произвольным заглавием "К X...", в дальнейшем необоснованно относилось к княжне Н. В. Хованской, с которой Пушкин был едва знаком. Н. О. Лернер справедливо усомнился в такой адресации, указав, в частности, что во время знакомства с Пушкиным Хованская давно уже была женой А. Я. Булгакова и носила его фамилию (см.: Пушкин А. С. Собр. соч. / Ред. С. А. Венгеров. Т. 4. С. XXXVI-XXXVII). Истинный адресат ст-ния неизвестен.
С. 460. ...распространение профанационного каламбура: мать бога Амура есть Богородица. - Помимо каламбура, смешение Богородицы и Венеры у зрелого Пушкина имеет серьезную сторону и связано с особым восприятием Мадонны - сквозь призму образов Рафаэля ("Кто знает край, где небо блещет...", 1828; "Мадона", 1830). Мадонна олицетворяла для Пушкина идеал обожествляемой женской красоты - отсюда появление этого образа в любовной лирике ("Жил на свете рыцарь бедный..." 1829, 1835; "Мадона").
- "От всенощной вечор идя домой..." (1814-1817). Ст-ние сохранилось не только в записи И. И. Пущина, но и еще в нескольких копиях.
...непристойную переделку евангельского текста... - Слов Христа из Нагорной проповеди: "И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?" (Мф, 7, 3; то же: Лк, 6, 41).
И с Соломоном восклицаю:
- суеты!"
- Пародия основного мотива библейской книги Екклезиаста, приписываемой царю Соломону.
С. 461. За пределами намеченных групп... из Четьих-Миней Димитрия Ростовского (7 сентября). Не упомянуто здесь и ст-ние 1821 г. "Десятая заповедь", построенное на профанации десятой заповеди из Декалога Моисея (Исх, 20,17). Ходасевич - видимо, сознательно - оставил в стороне пушкинские письма, меж тем именно в них содержится наибольшее число пародийных парафраз Священного Писания, часто обыгрываются в снижающем контексте христианские обряды и молитвы.
Он сам признавался... - В "Заметке о "Графе Нулине"" (1830).
"Домик в Коломне" есть пародия "Уединенного домика на Васильевском".
Пародийная природа "Истории села Горюхина" несомненна. - "История села Горюхина" (1830) пародирует исторические сочинения пушкинского времени и главным образом - "Историю русского народа" (1829-1833) Н. А. Полевого.
Пушкин пародировал других авторов (Карамзина, Жуковского, Языкова, В. Л. Пушкина, Хвостова, Дмитриева)... - В строгом смысле слова Пушкин не пародировал ни Карамзина, ни Языкова. Но Ходасевич говорит здесь о пародиях в расширительном значении, имея в виду и собственно пародию как направленное высмеивание образца и шутливый отклик на то или иное литературное явление. Под пародией на Карамзина, скорее всего, имеется в виду "История села Горюхина", что неверно. В некотором смысле можно считать пародией на Карамзина пушкинского "Станционного смотрителя", в котором переосмыслены сюжет "Бедной Лизы" и вся традиция сентиментальной повести. Под пародией на Языкова имеет в виду Ходасевич пушкинское послание "К Языкову" ("Языков, кто тебе внушил...", 1826), написанное в ответ на языковское послание "А. С. Пушкину" ("О ты, чья дружба мне дороже...", 1826),-см. об этом в 1923. Кн. 2. С. 202-205). Собственно пародии здесь нет, а есть лишь обычная для пушкинских посланий стилизация под адресата. Пародия на Жуковского содержится в четвертой песни "Руслана и Людмилы", где перелицован сюжет баллады Жуковского "Двенадцать спящих дев" (1810-1817). Стихи В. Л. Пушкина пародированы у Пушкина дважды: в написанной совместно с Дельвигом "Элегии на смерть Анны Львовны" (1825), в которой осмеяны форма и тон ст-ния В. Л. Пушкина "К ней" (1824), и в послании к Вяземскому "Любезный Вяземский, поэт и камергер..." (1831) - ср. послание В. Л. Пушкина "К П. Н. Приклонскому" ("Любезный родственник, поэт и камергер...", 1812). Пародия на стихи Д. И. Хвостова - "Ода его снят. гр. Дм.Ив.Хвостову" (1825), пародийные упоминания Хвостова есть и в других пушкинских произведениях. Пародия на И. И. Дмитриева - написанные совместно с Языковым "Нравоучительные четверостишия" (1826), в которых осмеяны переводные апологи Дмитриева, а вместе с ними - и вся традиция "поучительной" поэзии.
Мысли о пародийной природе многих пушкинских произведений почти дословно повторены Ходасевичем в статье "Нечаянная пародия" (В. 1928. 26 апреля. No 1059).
- Из черновика 1821 г., связанного с "Гавриилиадой":
Картины, думы и рассказы
Для вас я вновь перемешал,
Смешное с важным сочетал
В архивах ада отыскал...
Что касается "Гавриилиады"... благоволение и умиление. - Подробнее Ходасевич развернул эти мысли в статье "О "Гаврилиаде"" (т. 2 наст. изд.).
вопрос полностью разрешается так, и осторожному автору легче было бы вовсе не упоминать о "побуждениях атеистических". Пушкин унаследовал эти побуждения от представителей французского XVIII века, но воспринял их как нечто родственное. Настоящее углубление в эту интересную тему потребовало бы сопоставления пушкинских "кощунств" с теми его строками, где он касается религиозных понятий, нисколько не кощунствуя, но и не выражая восторга... Едва ли иначе можно понять, почему он отважился быть "пародистом" - без всяких, кажется, колебаний или сомнений. Пушкин действительно не "боролся с религией". Но был к ней холоден" (ПН. 1937. 1 июля. No 5941).
К мыслям Ходасевича о кощунственной поэзии Пушкина близки высказывания на эту тему А. А. Ахматовой (Огонек. 1987. No 6. С. 11) и С. Л. Франка (Религиозность Пушкина // Путь (Париж). 1933. No 40. С. 21). Мнение Ходасевича о литературной природе пушкинских кощунств поддержано и новейшим исследованием этой темы на более широком материале русской поэзии (см.: Живов В. М. Кощунственная поэзия в системе русской культуры конца XVIII - начала ХIХ века // Труды по знаковым системам. Т. 13 (Уч. зап. ТГУ. Вып. 546). Тарту, 1981. С. 88).