спасибо за открытку. О Ваших передвижениях я, впрочем, несколько осведомлен. Между прочим, некая особа, собою преизрядная, погубившая на Монпарнассе 144 сердца и два-три семейных очага, жила с Вами в Cannes в пансионе. Должен Вас огорчить - Ваш сын 1 имел у нее больше успеха, чем Вы. "Мальчик, говорит, поразительный, а он сам даже не посмотрел на меня - сухарь". Скажите Вашему сыну, что я при первом же знакомстве научу его читать "Для берегов..." с вариантами.
Кстати, - не состоится ли таковое знакомство, т.е. вечно ли Вы будете возбуждать мою зависть сидением на юге? Если б Вы знали, как мерзко в Париже! Приезжайте же!
Ваш В. Ходасевич.
P.S. Секрет: собираюсь писать для "Современных Записок" статью о 20-летии эмигрантской литературы 2 . Полагаю, что
царь Иван Васильич
От ужаса во гробе содрогнется 3 .
В.Х.
19 нояб. 937
Комментарии
108. В. В. Набокову. - М-3. С. 280 / Публ. Д. Малмстада.
Ходасевич обратил внимание на ранние произведения Набокова. В заметке "1928 год за рубежом" он отметил "роман В. Сирина "Король, Дама, Валет" - вещь безусловно даровитую, современную по теме и любопытную по выполнению" (В. 1929. 14 января). См. его статьи "Камера обскура", "О Сирине" и коммент. к ним в т. 2 наст. изд.
Они встретились 23 октября 1932 г., в воскресенье, на квартире у Ходасевича, куда были приглашены Терапиано, Смоленский, Вейдле с женой. И всякий раз, приезжая в Париж, В. В. Набоков виделся с Ходасевичем. Дважды устраивали они совместные вечера в Париже: 8 февраля 1936 г. Ходасевич читал "Жизнь Василия Травникова", а В. Набоков - три рассказа; 24 января 1937 г. Ходасевич открыл вечер Набокова, сказав слово о Сирине, которое и легло в основу статьи "О Сирине". Когда Набоков с семьей в сентябре 1938 г. переехал в Париж, встречи их стали более частыми, все они внесены в "камерфурьерский" журнал.
"Крупнейший поэт нашего времени, литературный потомок Пушкина по тютчевской линии, он останется гордостью русской поэзии, пока жива последняя память о ней", - писал Набоков о Ходасевиче (СЗ. 1939. Кн. LXIX. С. 262). Свою статью "О Ходасевиче" он перевел на английский язык и включил в сб. статей "Strong opinions" (N.Y., 1973).
В. Яновский, незадолго до смерти Ходасевича опубликовавший в журн. "Русские записки" (1939. Кн. 18) рец. на "Некрополь", где спорил с его определением символизма и находил "отвлеченными" некоторые очерки, позднее вспоминал, как на похоронах Ходасевича подошел к нему "худощавый тогда и в спортивных брюках "гольф" Сирин; очень взволнованно он сказал:
- Так нельзя писать о Ходасевиче! О Ходасевиче нельзя так писать..." Его поведение поразило Яновского: "Существовала легенда, что он совершенно антисоциален, ни в каких общественных делах не участвует и вообще интересуется только собой..." (Яновский. С. 123-124).
1 15 мая 1934 г. В. Набоков открыткой известил Ходасевича о рождении сына Дмитрия.
2 (АБ. окраску, ее тяготение к религиозно-философским и нравственным проблемам, наконец (и в особенности) - ее духовную независимость. В Советской России всему этому места не было. Эмигрантская литература видела смысл своего существования в том, чтобы эти традиции сберечь, пронести через лихолетие, которое мнилось ей непродолжительным. Она их сберегла, - по крайней мере, как идеал, и в этом есть несомненная, неотъемлемая заслуга ее зачинателей. Но той жизненной энергии, того благодетельного духа новых исканий, который свойствен творческим, а не критическим эпохам, она с собой не принесла и не могла принести <...> По очень глубокому и верному замечанию Ф. А. Степуна, память о России все более подменялась воспоминаниями о ней. <...> Лишенная литературного пафоса, она не в силах была обрести в себе и пафос гражданский. Она сделалась беженской, а не эмигрантской, обывательской, а не героической. Сама идея сохранения традиций постепенно уступила место инстинкту персонального самосохранения. Горделивая мечта о посланничестве уступила место преувеличенным заботам о хлебе насущном, скромному, но судорожному желанию хоть как-нибудь пережить, перетерпеть ненастье. Вместо щита в руках очутился зонтик". Единственным исключением Ходасевич считал Бунина, "сделавшего в эмиграции еще один большой шаг по пути мастерства".
3 Строки из "Бориса Годунова" Пушкина.