Москва, 9 авг. 915
я не пишу оттого, что плохо, оттого, что устал, и еще - черт знает от чего. Я не хочу сказать, что мне хуже, чем тебе, но когда плохо, так уж все равно, в какой степени. Ей-Богу, человек создан вовсе не для плохого! Страховые агенты - великие люди: они-то знают, что ignis ничего не sanat 1 . Это тайная часть их учения.
Ну, хорошо. Я в Москве устал. Я поехал в Финляндию 2 . Там Елена Теофиловна говорила глупости, гадости, пошлости. "Война - это такой ужас!" Если ужас - так с ужасами надо бороться: ступай, стерва, на фронт! А все дело в том, что Иван Трифонович в обозе. По ее мнению, нет в мире ничего страшнее обоза 3 .
Валя любит искусство. В благодарность за гостеприимство я по три часа в день сидел в неестественной позе. Впрочем, каждая поза неестественна, когда пишут твой портрет 4 . "Ну, зачем это?"
Ели грибы. Ловили рыбу. Играли в бридж. Все это отвратительно.
Поехал в Царское 5 . Там Чулков сидит и верует в Бога. "Здрасте". - "Здрасте". - "Вы, наверное, голодны. Пожалуйста, супцу. Кстати, Вы в Бога верите?" - "Благодарю Вас, я супа не ем". - "А в Бога верите?" - "Вот котлетку я съел бы". - "А мы с Мережковскими верим".
Вот я и уехал.
В Москве смешение языков. Честное слово, совершенно серьезно: это ни на что не похоже, кроме смешения языков. Один хам говорит: "Вот и вздует, вот и хорошо, так нам (?) и надо". Другой ему возражает: "Не дай Бог, чтобы вздули: а то будет революция - и всех нас по шапке". Третий: "Я слышал, что Брест построен из эйнемовских пряников: вот он, шпионаж-то немецкий". Четвертый (ей-Богу, своими ушами слышал): "Я всегда говорил, что придется отступать за Урал. С этого надо было начать. Как бы "они" туда сунулись? А теперь нам крышка".
Муничка, здесь нечем дышать. Один болван "любит" Россию и желает ей онемечиться: будем тогда культурны. "Немцы в Калише сортиры устроили". Другой подлец Россию презирает: "Даст Бог, вздуем немцев. Марков 2-ой 6 тогда все университеты закроет. Хе-хе".
Муничка, может быть, даже все они любят эту самую Россию, но как глупы они! Это бы ничего. Но какое уныние они сеют, и это теперь-то, когда уныние и неразбериха не грех, а подлость, за которую надо вешать. Боже мой, я поляк, я жид, у меня ни рода, ни племени, но я знаю хотя бы одно: эта самая Россия меня поит и кормит (впроголодь). Каким надо быть мерзавцем, чтобы где-то в проклятом тылу разводить чеховщину! Ведь это же яд для России, худший, чем миллион монополий, чем немецкие газы, чем черт знает что! А российский интеллигент распускает его с улыбочкой: дескать, все равно пропадать. А то и хуже того: вот, навоняю, а культурный Вильгельм придет вентилировать комнаты. То-то у нас будет озон! За-граница!
Ах, какая здесь духота! Ах, как тошнит от правых и левых! Ах, Муничка, кажется, одни мы с тобой любим "мать-Россию".
Я не говорю про тех, кто на позициях: должно быть, там и прапорщик порядочный человек. Но здешних интеллигентов надо вешать: это действительно внутренний враг, на Ў бессознательный, - но тем хуже, ибо с ним труднее бороться. Он и сам не знает, что он враг, так где уж его разглядеть? А он тем временем пакостит, сеет "слухи из верных источников" и т.д. Тьфу, я очень устал.
И вот, подвернулись мне письма Антона Павловича Чехова - Царство ему Небесное, но был бы он жив, я бы его повесил.
Джек Лондон пошляк веселый. А.П. - нудный, унылый 7 , как пирушка у Зайцевых.
Боря Грифцов напечатал статью о Боратынском 8 . Ну, он ее написал. Но как Струве ее напечатал? Вздор и туман, жеваная промокашка какая-то.
Стихов у меня нет, каких еще тебе стихов? Отстань, пожалуйста. Рассказ мой дрянь самая обыкновенная. Помесь Стендаля, Андрея Белого, Данте, Пояркова, Брюсова, Садовского, Гете и Янтарева. Я его диктовал, пока Валя писала мой портрет. А ты хочешь, чтобы я тебе о нем писал! Не стану. Я его продаю, да не знаю кому. Переезжаю на новую квартиру. Адрес пока Мишин.
Будь здоров, не хандри и пиши. Злись, да не унывай.
Твой Владислав.
Нюра тебя очень, очень, очень целует. Она меня загрызла за то, что я тебе не пишу.
Говорил с ранеными. Честные люди. Я тебе одно скажу: если бы не, если бы не, если бы не и если бы не, - я бы пошел добровольцем.
Смешно? Нет. По крайней мере, вернувшись (тоже, если не), - с правом плюнул бы в рожу ах скольким здешним дядям!
Комментарии
14. С. В. Киссину ( Муни). - Письма к Муни. Публ. впервые.
1 ...ignis... sanat (лат.).
2 Со 2 по 13 июля 1915 г. Ходасевич провел в Раухале, в семье племянницы Валентины Михайловны Ходасевич (в замужестве Дидерихс). Муни, получивший повестку в первый день мобилизации, с июля 1914 г. с военно-санитарными поездами объездил всю страну: от Хабаровска до Белой Олиты. В 1915 г. он служил под Варшавой.
3 Елена Теофиловна, Хеля - жена старшего брата Ходасевича; Иван Трифонович Данилов - помощник М. Ф. Ходасевича.
4 Портрет В. Ф. Ходасевича работы Валентины Ходасевич напечатан в журн. "Аполлон" (1916. No 8; на вклейке между с. 12 и 13).
5 12 июля Ходасевич писал А. И. Ходасевич из Раухалы: "Завтра, 13-го, в понедельник, еду в Петербург, вернее - в Царское... <...> Что делать мне дальше - предоставлю Георгию Ивановичу, ибо рассказ свой я кончил только сегодня и не успел его переписать. Если Г. И. скажет, что мыслимо тотчас получить за него деньги, я, пожалуй, перепишу его в Царском же и подожду результата. Если нет, поеду домой. <...>
Скажу даже по совести. Если бы все дело было только в рассказе, я завтра же был бы в поезде и ехал в Москву. Но мне хочется побывать у Чулковых, к которым я попаду только к вечеру... Хочется побывать в Царском и после здешних разговоров о ягодах и грибах да о сухом квасе - поговорить с людьми. Я отдыхал, мне здесь было хорошо, но прямо приехать в Москву - нет, у меня остался бы от поездки дурной, то есть нудный осадок" (РГАЛИ. Ф. 537. Оп. 1. Ед. хр. 48).
Рассказ, о котором Ходасевич пишет в письме, - "Заговорщики" (см. его в т. 3 наст. изд.), с мыслями о нем он приехал в Раухалу и 3 июля 1915 г. извещал А. И. Ходасевич: "Я сегодня же сажусь за рассказ" (РГАЛИ. Ф. 537. Оп. 1. Ед. хр. 44).
6 Марков 2-ой
7 А. П. - А. П. Чехов. В отношении к его творчеству Ходасевич был последователен. 15 августа 1909 г. он писал Е. В. Торлецкой: "От чеховщины меня тошнит (извините), а живу я, кажется, по-чеховски. И письмо это - чеховское, и Гиреево - место чеховское. Да я-то, черт побери, не чеховский" (Русская литература. 1992. No 2. С. 193).
Заметил ли он, что фраза о том, что "через 200-300 лет жизнь на земле будет прекрасна" - реплика Вершинина из пьесы "Три сестры", или же сознательно ее использовал?
Смерть Чехова в восприятии Ходасевича подводила черту под русской литературой XIX в. и открывала возможности для развития новой литературы: в A3
Гиреево. Тарновская и Марина. Нарывы, смерть Чехова. Брюсов. Франтовство, жениховство. Юридический факультет. - Ключевский. С. Н. Трубецкой".
8 Статья Б. А. Грифцова "Две отчизны в поэзии Боратынского" напечатана в РМ (1915. No 6).