я целую неделю лежал, сейчас встал, ибо чувствую себя несколько сноснее, - но завтра будут мне резать шею; может быть, придется на несколько дней остаться в лечебнице.
Жаль мне Вас очень; уверен, что Вам не хорошо в Москве, но переезжать сюда решительно не советую, и вот почему:
1) Единственный способ устроиться здесь сытно, это - читать лекции матросам, красноармейцам и милиционерам, обязательно местах в пяти-шести одновременно. Но это - ужасающая трепка с Охты на Галерную, оттуда к Финляндскому вокзалу и проч. Этого Вам не выдержать, как и мне.
2) Академический паек Вам не переведут сюда меньше чем в три-четыре-пять месяцев. Я еще не добился - и сижу без него. Кроме того, он гораздо меньше московского: 45 фунтов хлеба вместо 35 фунтов муки, фунта 4 масла вместо 6, фунтов 15 селедок вместо 20 фунтов мяса, почти нет папирос, 1 фунт сахару и т.д.; крупы тоже вдвое меньше.
3) В Доме Искусств все комнаты заняты. Нам дали 2, ибо у нас Эдгар. Для Вас максимум - одна, но и той не получите. Мне пришлось поднять на ноги Горького и всю силу его. Горький сюда звонил и грозил. В результате я реквизировал комнату Цензора 1 , который слишком медлил въехать в нее, и занял комнату, назначенную для приезжающих на краткий срок. Между тем вне Дома Искусств сейчас нельзя добыть дров даже за деньги, ибо боятся их перевозить.
4) - и, может быть, самое важное: повальный эстетизм и декаденство. Здесь говорят только об эротических картинках, ходят только на маскарады, все влюблены, пьянствуют и "шалят". Ни о каких высоких материях и говорить не хотят: это провинциально. И волна эта захлестнула, кажется, даже Блока. Об его синем домино рассказывают, как о событии дня 2 .
Нет, не переезжайте. Вам будет здесь голодно физически и приторно для души. Особенно, пожалуй, будет здесь не по себе Надежде Григорьевне. Наконец, возможность существовать здесь прямо пропорциональна Вашему расстоянию от Горького.
Все это не субъективно. Нюра того же мнения. Спрашивал я еще кое-кого - все говорят то же: Пяст, Павлович, еще кто-то.
Теперь о нас. У нас 2 комнаты, одна наша с Нюрой (8-9°), другая Гаррика, она же столовая (11- 12°). Чисто, прилично, не более. Чудесный вид, вдоль Невского, через Полицейский мост. (Это не в том флигеле, где столовая; тамошние роскошные апартаменты сплошь набиты старичками; младший - Волынский.) Живем мы на остатки московских благ + Нюрина и Гаррика карточки (у меня даже хлебной нет) + Нюрино жалованье (курам на смех) + некие существенные блага, полученные Нюрой на ее службе + помощь моих родных. Я лично не имею ничего. Другое дело - надежды. Но еще нет банка, где б их учитывали. Впрочем, от москвичей все это немного секрет. Хочу, чтоб думали, будто я здесь раздавлен под тяжестью получаемых пайков.
Так вот. Будьте здоровы, сколько можете. Привет Надежде Григорьевне. Стихи, единственные, здесь написанные, прилагаю 3 . Мне они нравятся своей корявостью. Кажется, я-таки добился умения писать "плохие стихи", от которых барышни морщатся.
Жму руку.
Владислав Ходасевич.
20 янв. 1920 4
Вчера вечером меня подняли и повели вниз, читать стихи с Кузминым. Народу было немного. Кузмин почитает Лермонтова разочарованным телеграфистом 5
Комментарии
37. Г. И. Чулкову. - Опыты. 1994. Кн. 1. С. 95-97.
О петербургской зиме Ходасевич писал М. О. Гершензону 7 мая 1921 г. "Я весь ноябрь ужасно мучился с военными делами, весь декабрь искал квартиру (первая оказалась непригодной), а январь и половину февраля пролежал в постели - все с теми же нарывами. Последний был 121-й. С тех пор живу сносно, читаю неинтересные лекции почтовым служащим, немного пишу стихи, статьи.
Здесь тихо, мирно и благожелательно. От угорелой Москвы очень отдохнул. Физически здоров, не отъелся, но отлежался и отогрелся в прекрасной комнате, из которой виден весь Невский и в которой было тепло и идеально чисто всю зиму. В комнате, словом, хорошо. Но, выходя из нее, каждый раз угнетаюсь пустыней, скукой, мертвечиной. П<етер>бург сейчас - отличный кабинет для историка, но как подумаешь, что история здесь не только пишется, но и совершается, - начинается горечь и угнетенность" (Письма Гершензону. С. 24).
1 Цензор Дмитрий Михайлович (1877-1947) - поэт.
2 Подробно о маскараде в школе ритма Ауэр 11 января 1921 г. и темно-синем домино Блока рассказала Н. Павлович (Блоковский сборник. Тарту, 1964. С. 493). В поэме Н. Павлович "Воспоминания об Александре Блоке" Ходасевич упомянут как участник маскарада:
И Ходасевич, едкий, терпкий,
Со скуки забредя в тот зал,
Острот небрежных фейерверком
Кружок соседей ослеплял.
(Павлович Н. А. Думы и воспоминания. М., 1962. С. 35).
3 Ходасевич пишет о ст-нии "Душа". Против него на ЭБ
4 Описка: 20 января 1921 г.
5 В Дневнике 1921 г. М. А. Кузмин записал: "19 (среда) <...> В Доме искусств скучно, холодно, публики маловато. Читал плохо" (М-12. 1993. С. 439). Скорее всего, среди других стихов Кузмин прочел ст-ние "Лермонтову", вошедшее в сб. "Нездешние вечера" (Пг.: Петрополис, 1921), где есть строки:
Но ах, как прост о ней рассказ!
Пленился ты Кавказа тайной, -
Могилой стал тебе Кавказ.
И Божьи радости мелькнули,
Да пошловатую дуэль.