Бельское Устье. 16 августа 1921
жить на свете очень чудно. По случаю коммунистического строя сделался я помещиком. Обсуждаю вопросы об урожае, хлопочу, чтобы скорее мололи "наш" хлеб, и очень серьезно подумываю, не прогнать ли садовника. Впрочем, я недоволен и управляющим: явный вор. Это мнение разделяет и дьякон нашей домовой церкви, очень красивой, XVIII века, о пяти куполах. Собственно, у нас не одно имение, а два: "Бельское Устье", где живем мы + старушка Леткова (любовь Михайловского) с сыном + художник Милашевский, - и "Холомки", в 2-х верстах отсюда. Там живут Добужинские и Чуковские. Все это - в 15 верстах от Порхова, Псковской губернии, на берегу реки Шелони. У нас лучше, хотя в "Холомках" роскошный дом - а у нас какая-то разгромленная дыра. У нас нет ни единой комнаты с целыми рамами, в потолках пули, обои в клочьях. Спим на сенниках, мебель анекдотическая, смесь ампира, лишенного обивки (в ней ходят невесты в окрестных деревнях), с новыми табуретками, пахнущими смолой. Живем во 2 этаже, ибо нижний разгромлен слишком. Зато у нас великолепный вид, верст на 15 вдаль, у нас церковь и кладбище в ста шагах, у нас аисты, радуги, паровая мельница, агроном, мастер по части жестоких романсов, у нас - плачьте, несчастные! - 1500 собственных яблонь, от яблоков повисающих долу, у нас груши, слива и - персики, сладости неизъяснимой, мягкости обольстительной, сочности сладострастной, - пушистые, как небритый перс Диатроптов.
Итак:
Вот какой "белый налив" кладу я себе в карман 1 - и съедаю дома, любуясь его прозрачностью. На яблоки же мы меняем у окрестных сельчан: яйца, картофель, молоко - и проч., чем обильна Псковская губерния, не знающая доселе, что есть неурожай.
Вот слива, от коей болят животы.
А это груша, мучнистая, но весьма на вкус сладкая.
Это - персик, плод вкусный, но не обильный.
Здесь полагается нам паек: мука; овсяная какая-то дрянь; кофе; немного сахару; тоже - соли. Огород - собственный: свекла, морковь, огурцы, укроп благовонный...
Право же, только гексаметр сему изобилью приличен.
Только в гексаметре можно воспеть красоту простокваши,
Слоем сметаны покрытой. Сметана же чуть розовата,
Персям купальщицы юной подобна по виду, а вкусом -
С чем бы сравнялась она?.. Борис, удалясь от супруги,
Вспомни лобзания дев, босоногих, искусных в плясаньи -
Также в науке любви. Языком розоватым и тонким
Зубы твои размыкает прелестная... Вкус поцелуя,
С легкой и томной кислинкой. Таков же и вкус простокваши.
Тут вновь обращаюсь к прозе, чтобы, может быть, вернуться к метру со временем... Должен признаться, что у нас всего две коровы, дающие слишком мало молока. Приходится его выменивать частным образом у туземцев, падких на ситец, иголки, нитки, табак, сахарин, бусы и прочее, но решительно не признающих денежного обращения. (Поэтому привезены нами товары из Петербурга.) Лошадей четыре у нас, сбруи нет, занимаем у дружественных туземцев. Экипаж - один, местного изобретения, бедой именуемый и сему прозвищу отвечающий. Вот он в посильном изображении.
На сию беду кладутся: солома, мешки, люди; кучер же едет верхом на коне, упираясь ногами в оглобли. Бабы ездят верхом же. В иных странах, сколько я знаю, такие колесницы не употребительны. (В рисунке ошибка: деревянный настил лежит, конечно, на оси. Иначе, как у меня, - колеса в воздухе. Но перерисовывать лень.)
По вечерам, в дубовой аллее, собирается здешняя золотая молодежь: Милашевский, дьякон, агроном (гитара, он же регент в отличном церковном хоре), псаломщик, два-три каких-то парня в куртках. Последние похожи на пастухов и молча сидят у костра. Девушки: жена агронома, штук 6 учительниц из школы (ученость не сочетается с красотою и здесь, как в других местах), какие-то две зубастые порховитянки, еще кто-то, еще какие-то и - она: дочь кучера 2 , ставшего земледелом. Однако не в кучере дело:
Высоких слов она не знает,
Но грудь бела и высока
И сладострастно воздыхает
Из-под кисейного платка.
Ее стопы порою босы,
Ее глаза слегка раскосы,
Но сердце тем верней летит
На их двусмысленный магнит.
Конечно, о сей особе я мог бы для себя написать сто поэм, по длине равных Барсовой Коже, но сейчас не выйдет, и Вам не занятно. Скажу только, что Имя ее напоминает мне Вас, Венеру, Милицию -
И наши пьянства, и Москву,
Когда над лисьей муфтой Жени
Я клал прелестной на колени
Отягощенную главу.
Не удивляйтесь сему рифмоподражанию. Я в последнее время написал 20 стихотворений, и у меня почти готова книга, которая (что не 3 .
Что еще сказать Вам? Что люблю Вас обоих по-прежнему, т.е. очень, очень, очень, и жду письма. Сюда не успеете написать, 1-го мы уедем, - но обязательно пусть в Петербурге (Мойка, 59, "Дом Искусств") я застану Ваше письмо (нет, 2, от каждого отдельно).
Обнимаю.
Любящий Вас Владислав.
Комментарии
42. Б. А. Диатроптову. - НИ. 1988. No 3. С. 89-90.
(ЛО. 1989. No 11. С. 106-112). Дата приезда Ходасевичей отмечена в дневнике Корнея Чуковского. См. запись 6 августа 1921 г.: "Сегодня событие: приезд Ходасевичей" (Чуковский К. Дневник 1901-1929. М., 1991. С. 178).
1 Описания яблока, сливы, груши, персика и "беды" сопровождались рисунками В. Ходасевича.
2 О Жене Вихровой, дочери бывшего кучера, и ее сестре Тоне см. очерк "Холомки" в кн.: Чуковский Николай. Литературные воспоминания. С. 92-99.
3 - первоначальное заглавие сб. стихов, получившего название "Тяжелая лира".