Бельское Устье, 27 авг. 921
Я оставил Ваш адрес в Петербурге, дорогой Владимир Германович, - и только сегодня догадался, что можно переслать письмо через ангела Марию Генриховну 1 (тем более, что "ангел" и значит "вестник").
Вот что. Живем мы сейчас в Порховском уезде, Псковской губернии, в колонии "Дома Искусств". Житье совсем робинзоновское, но светлое и с разных точек забавное. Живут здесь: Чуковские, Добужинские, мы, старушка Леткова (любовь Михайловского) с сыном, Н. Радлов 2 , Замятин, три юных беллетриста: Зощенко, Лунц и Слонимский 3 . Забавно, что у нас тут колоссальный фруктовый сад (1500 яблонь, персики, груши, сливы), "своя" рожь, огород и проч. угодия до старинной церкви включительно {Есть и кладбище, вещь для меня приятная.}. При церкви - поп, дьякон и псаломщик, великие мастера водить хороводы и играть в легкомысленные игры с поцелуями. Мы большие друзья с дьяконом. Питаемся "собственными" яблоками, ржами, овощами и молоком + вымениваем разные блага у туземцев, которые, не признавая денег, падки до ситцу, платков, сахарина, бус и проч., в Центральной Африке почитаемого так же.
Работать здесь не приходится: шумно, а кроме того, много времени отнимают романтические похождения с тутошними красавицами, которые не в пример лучше питерских, ибо не читали и не будут читать моих стихов, любят петь хором и ходят в баню каждую субботу. Очень легко и весело иногда "опрощаться". Я занимаюсь этим уже 3 недели и мог бы, кажется, прожить таким образом целый год. К несчастию, это неосуществимо, - через неделю надо ехать в Петербург, где и мечтаю вскорости получить от Вас письмо с ответом вот на какой вопрос:
дело в том, что мне в конце сентября надо побывать в Москве 4 . В получении командировки я не уверен, и пожалуй, придется платить за дорогу туда и назад 250 тысяч. Мне этих денег очень жаль, и я хотел бы получить их с добрых москвичей, в свою очередь усладив за это их слух своими стихами. Нельзя ли, в самом деле, устроить мне какое-нибудь чтение, которое покрыло бы сей расход - целиком или частично? Я стихами богат: у меня больше двух десятков новых, еще нигде не напечатанных, писанных в июне-июле (был у меня запой стихотворный). Пожалуйста, поразведайте и сообщите. Делаю Вас своим импрессарио. Могу читать целый вечер, прихватив кое-что из старого и надеясь, что до конца сентября напишу еще, потому что запой, чувствую, вовсе еще не кончился. Мне сейчас очень пишется - и по-моему, не плохо. То же думает и Белый, написавший о новых моих стихах статейку (будет в следующей книге "Дневника Мечтателей") 5 .
Я уехал из Петербурга в тот день, когда у Блока началась агония; о смерти его узнал уже здесь, из письма Белого. Знаете ли, что эта смерть никак не входит в мое чувство, никак не могу ощутить, что нет Блока, - и не могу огорчиться. Умом понимаю - и просто душит меня злоба, - а огорчения здесь Сологуб, Вяч. Иванов - ни звука к себе не прибавят. Липскеровы, Г. Ивановы, Мандельштамы, Лозинские и т.д. - все это "маленькие собачки", которые, по пословице, "до старости щенки". Футурспекулянты просто не в счет. Вот Вам и все. Это грустно. (Так называемая пролетарская поэзия, как Вам известно, "не оправдала надежд": села на задние ноги.) Особенно же грустно то, что, конечно, ни Белому (как стихотворцу), ни, уж подавно, Ахматовой, ни Вашему покорному слуге до Блока не допрыгнуть. Это все соображения, не подлежащие огласке; делюсь ими с Вами, потому что знаю Ваше просто-хорошее отношение ко мне.
Пожалуйста, напишите же о себе. Что Вы делаете, как живете? Я сердечно хочу повидать Вас - и надеюсь, что в сентябре это, наконец, устроится.
Будьте здоровы. Крепко жму Вашу руку.
Владислав Ходасевич.
Комментарии
М-14. С. 427-429.
1 Мария Генриховна
2 Н. Радлов - Николай Эрнестович Радлов (1888-1942), художник.
3 ...три юных беллетриста: Зощенко, Лунц и Слонимский. - Входили в литературную группу "Серапионовы братья", рождавшуюся на глазах у Ходасевича. "Пожалуйста, поклонитесь Серапионам: хорошие мальчики", - писал он М. Л. Слонимскому из Берлина. С Лунцем и Слонимским его связывали приятельские отношения; Зощенко Ходасевич ценил как прозаика, писал о его книгах, внимательно следил за его выступлениями. 24 августа 1922 г. он писал М. Л. Слонимскому: "Зощенко. Я читал его автобиографию, перепечатанную "Рулем" из Дома Литераторов. Нехорошо. Нехорош балагурный тон, оригинальничанье без оригинальности. Избитый прием - введение ничего не говорящих имен (Олечка Зив, которой кланяюсь). Дешевое остроумие - "2 раза самоубивался, 3 раза меня били". То, о чем говорит Зощенко, и, главное, сам он весь - стоит серьезного умного рассказа. Вообще же - рано писать автобиографии людям, о которых самые осведомленные люди не знают еще ничего, кроме этих автобиографий. Это саморекламирование, размашистость, "непринужденность" - не дело для писателя, уважающего литературу, себя и - да, да, читателей. (Ибо, если не уважаете - зачем с ними заигрываете, а если уважаете - зачем в их глазах так никчемно себя рекомендовать?) Главное же, повторяю, Зощенко так неведом, что теперь иные хорошие умные люди (Борис Зайцев, например) знают о нем только по этой злосчастной обмолвке - и знают дурно. "А что это еще за Кусиков, которому фамилия Зощенко?" - это буквальный вопрос. А дальше: "это не тот, которого Вы так хвалили?"" Ф. 2833. Оп. 1. Ед. хр. 545). Приводится по копии, сделанной для В. Н. Орлова. Автографы - ЦГАЛИ-СПБ).
А в следующем письме, рассказывая о втором номере журн. "Беседа", "который будет шикарный", Ходасевич прибавлял: "не хватает Вашего Зощенки" (27 марта 1923 г.).
4 В Москву Ходасевич выбрался только 1-2 октября и пробыл до 16 октября 1921 г. В письмах к А. И. Ходасевич он подробно рассказывал о жизни знакомых москвичей, о делах: "Был у Герш<ензона>. Мил, но занозист. Биогр<афию> Пушкина заказал мне от имени Сабашн<икова>, который сидит, но, вероятно, скоро будет освобожден". Открыткой от 11 октября 1921 г. Ходасевич известил: "Вчера читал в Союзе. Была "вся Москва". Кажется, я имел весьма большой успех" (РГАЛИ.
5 Статья А. Белого "Рембрандтова правда в поэзии наших дней (О стихах Ходасевича)" 1922. No 5. С. 136-139). Делая помету рядом со ст-нием "Искушение", Ходасевич написал: "С этого стих<отворения> началась последняя дружба с Белым. Его статья обо мне в "Записках Мечтателей" - гл<авным> образ<ом> - из этого стихотворения" (ЭБ).