Письмо Ходасевича М. Горькому. <Середина - конец августа 1924 г.>

А я, дорогой Алексей Максимович, думаю, что книга Модзалевского - хорошая ¹ . Сотрудники его, Измайлов и Кубасов, люди никакие. Но самого Модзалевского очень уважаю и ценю, если не за дарование, то за огромную эрудицию ² . Его биография вряд ли осветит личность Пушкина, но не сомневаюсь, что внешняя история пушкинской жизни у Модзалевского рассказана очень правдиво и точно ³ . Поэтому мечтаю о том времени, когда добуду сию книгу, для чего надобно переселиться в культурные страны. Вообще завидую Вам, читающему книги. Здесь нет ничего, кроме "Беседы" и тому подобных новинок.

Очень хорошо, что меня не было при Вашем разговоре с Муратовым об интеллектуализме русской поэзии. Я внес бы минорные ноты, спрягая глаголы в прошедшем времени. По-моему, поэзия наша, примерно с 1910-11 года, заметно глупеет. Хуже того: в память былого интеллектуализма она довольно упрямо твердит об одной идее. Но идея эта - давайте глупеть! Начали акмеисты, продолжили футуристы. Старики не в счет, но лозунг большинства передовой молодежи именно таков. Заметьте, что пролетарские поэты к этому лозунгу не примкнули - и именно за это разные Лефы обвиняют их в том, что они плетутся в хвосте у "буржуазных символистов". Так что мне кажется, что в поэтической губернии, если и не вовсе неблагополучно, то уж во всяком случае - "угрожаемо" по глупости, по принципиальному отказу от интеллектуализма ⁴ .

Ирландии я не видел и, по всей вероятности, не увижу, по незнанию языка и отсутствию гида. Впрочем, я и нахожусь в ее наименее интересной части, в Ульстере, который - просто английская провинция. Любопытно было бы побывать на юге и на крайнем западе, но там - разные политические рогатки, а кроме того для этого нужны деньги, а их нет у меня. Посему рассматриваю свое здешнее пребывание как санаторий. Норовлю потолстеть, отлежаться и отмолчаться. Пребывание наше здесь закончится в конце сентября, и по сему поводу вот у меня какие соображения.

Вы звали в Сорренто - и мне (и Берберовой) очень хочется с Вами повидаться. Но денег у нас будет, видимо, маловато, а Италия не обладает российскими газетами и прочими кладохранилищами. Поэтому жить в гостинице нам нельзя. Итак, если в Вашей вилле будет к тому времени место для нас, то мы бы нагрянули с великой радостью. Соловей ⁵ писал Валентине ⁶ Вас кров для двух персон и два стола, на которых можно обогащать сокровищницу родного слова. Признаться, я уже принял меры относительно визы, т.е. написал Ольге Ивановне Синьорелли, и жду от нее ответа ⁷ . Так как она в Сорренто и приятельница Муратова, то, может быть, Вы ее видаете. Если да - то напомните ей, пожалуйста, что нам нужны визы. Дело в том, что уж ехать так ехать, то есть нам не хотелось бы застревать в Париже, - а просто приехать туда, получить у тамошнего итальянского консула визы - и сейчас же к Вам. Потому-то и хлопочу загодя. Если Вы с Синьорелли не знакомы, то скажите, пожалуйста, Муратову, чтоб он ей напомнил.

Написал я три стихотворения, довольно мрачных. Для "Беседы" напишу другое. Успею, ибо Каплун пишет, что только начнет набор No 6 около 1 сентября. Кроме стихов, сочинил я прилагаемое письмо в редакцию ⁸ . Один экземпляр послал Федину для "Книги и революции". Второй прилагаю. Мне бы хотелось напечатать его в "Беседе". Если разрешаете, то, пожалуйста, перешлите Каплуну. Вся эта история (в чем дело - увидите из письма) испортила мне много крови. Мне необходимо напечатать это письмо и в России, и за границей. "Беседа" для этого всего удобнее, тем более, что я не уверен, существует ли еще "Книга и революция" и не ушел ли оттуда Федин. "Мысль" - кооперативное издательство, изобретенное Гумилевым в 1921 г.

Пока - всего хорошего. Пожалуйста, напишите о возможности нашей соррентизации и о "письме в редакцию" - пойдет ли в "Беседе".

Берберова кланяется и ждет поэмы.

Комментарии

70. М. Горькому. - АГ. КГ-П 83-8-28. Публ. впервые. Датируется по письму Горького от 10 августа 1924 г. (см.: НЖ. 1952. Кн. 31. С. 196), на которое является ответом.

¹ Ответ на сообщение Горького в письме от 10 августа о вышедшей в Петрограде "...биографии Пушкина, составленной Модзалевским, Н. В. Измайловым и А. И. Кубасовым; книгу эту очень хвалят. Не верю. Биографию Пушкина можете написать только Вы. Это - убеждение, а не комплимент" (НЖ. 1952. Кн. 31. С. 196-197). Горький книги не видел и сообщает о ней по рассказам гостей из России. Речь идет о популярном биографическом очерке, написанном Н. В. Измайловым при участии Б. Л. Модзалевского: Пушкин. Очерк жизни и творчества. Л.-М.: Изд-во "Петроград", 1924.

² В 1927 г. Ходасевич посвятит памяти Б. Л. Модзалевского некролог (В. No

³ Этим замечанием Ходасевич отделяет обычный тип биографии Пушкина (к какому относит и очерк Измайлова-Модзалевского) от собственного заветного замысла, так и неосуществленного (см. коммент. к циклу "Из книги "Пушкин"" в т. 3 наст. изд.). Собственный замысел биографии Пушкина - в том, чтобы именно "осветить личность Пушкина".

⁴ В этих рассуждениях отозвалась историко-литературная концепция Ходасевича, развиваемая в ряде статей эмигрантского периода. Состояла она в резком отделении постсимволистского движения в русской поэзии, открывшегося акмеизмом, от символизма, кризис которого обозначился в те самые 1910-1911 гг., начиная с которых поэзия "заметно глупеет". Символизм для Ходасевича сближался с классической традицией философской серьезности и духовной насыщенности, в то время как "так называемый акмеизм", который он называл "упадочной фракцией символизма", и тем более враждебный ему футуризм он склонен был пристрастно понимать как утрату интеллектуального уровня поэзии. В одном из вариантов своих воспоминаний о Гумилеве и Блоке Ходасевич рассказывал о конфликте его с Гумилевым, в 1921 г. произнесшим похвальное слово глупости по поводу чтения стихов С. Нельдихена в "Цехе поэтов": "Он очень серьезным тоном отметил, что глупость доныне была в загоне, поэты ею гнушались, никто не хотел слыть глупым. Это несправедливо: пора и глупости иметь голос в хоре литературы". Стихи Нельдихена Гумилев защищал таким образом: "Свою естественную глупость он выражает с таким умением <...> А ведь поэзия - это и есть умение. Следовательно, Нельдихен - поэт, и я обязан принять его в "Цех поэтов"". Ходасевич пересказывает свой спор с Гумилевым: "Пробовал я уверять его, что для человека, созданного по образу и подобию Божию, глупость есть не естественное, а противоестественное состояние, - Гумилев стоял на своем. Указывал я и на учительный смысл всей русской литературы, на серьезность как на традицию русской словесности, - Гумилев был непреклонен". Под влиянием этого разговора Ходасевич вышел из "Цеха поэтов" (Ходасевич Владислав. Белый коридор: Воспоминания. Нью-Йорк: Серебряный век, 1982. С. 175-176). Эта мемуарная статья ("Гумилев и "Цех поэтов""), очевидно, связанная у Ходасевича с размышлениями в настоящем письме, появилась через два года после него (Сегодня (Рига). 1926. 29 августа), а несколько позже он посвятил теоретическую статью вопросу о специфическом интеллектуализме поэзии ("Глуповатость поэзии" - СЗ. 1927. Кн. XXX. С. 278-285), выступив против тех, кто "в защиту немудрых стихов" приводит известные пушкинские слова из письма П. А. Вяземскому от середины мая 1826 г. Ходасевич дает им в статье свое толкование. "Оказывается, что мудрость поэзии возникает из каких-то иных, часто противоречащих "здравому смыслу" понятий, суждений и допущений. Вот это-то лежащее в основе поэзии отвлечение от житейского здравого смысла, это расхождение со здравым смыслом (на языке обывателя входящее как часть в так называемое "воображение поэта") и есть та глуповатость, о которой говорит Пушкин. В действительности это, конечно, не глуповатость, не понижение умственного уровня, но перенесение его в иную плоскость..." (цит. по: Ходасевич Владислав. Колеблемый треножник. М., 1991. С. 194).

⁵ И. Н. Ракицкий.

⁶

⁷ Ольга Ивановна Ресневич (по мужу - Синьорелли; 1883-1973) - переводчица, знакомая и корреспондентка многих деятелей русской и итальянской культуры. См. публикации из ее богатого архива (хранится в Венеции): Гаретто Э. Письма Н. С. Гончаровой и М. Ф. Ларионова к Ольге Ресневич-Синьорелли // Жизнь и смерть Нины Петровской // М-8. С Горьким была знакома еще с дореволюционных лет и особенно близко - в Сорренто, где всегда останавливалась на вилле Горького; пользуясь своими дипломатическими связями, помогала его знакомым в получении виз. На вопрос Ходасевича о возможности их с Берберовой "соррентизации" Горький ответил 21 августа: "...место для Вас будет и, думаю, достаточно изолированное. Ждем. Синьорелли вчера видел, сказал о визах. Обещала <...> Вы приедете к сбору винограда", - а 2 сентября сообщил, что визы уже посланы прямо в Ирландию (НЖ.

⁸ "Письмо в редакцию" по поводу ленинградского издания ПХП, (см. коммент. к кн. "О Пушкине" в т. 3 наст. изд.). Письмо появилось в Б (1925. No 6/7. С. 478-479). В России письмо напечатано не было: "Книга и революция", в редколлегию которой входил К. А. Федин, как и подозревал Ходасевич, закрылась еще в 1923 г.