Поиск по творчеству и критике
Cлово "IMPOSSIBLE"
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Часть текста: В апреле 1824 года Пушкин пишет Вяземскому, рассуждает о классической и романтической поэзии, но вдруг обрывает свои рассуждения: "Обо всем этом поговорим на досуге. Теперь поговорим о деле, т.е. о деньгах". Спустя десять лет эта фраза повторена почти дословно в письме Нащокину: "Сперва поговорим о деле, т.е. о деньгах". Года за полтора до смерти, в письме к В. Ф. Одоевскому, он рассуждает: "Зачем мне sot {дурак (фр.). } действовать Детскому журналу? уже и так говорят, что я в детство впадаю. Разве уж не за деньги ли? С это дело не детское, а дельное". Таких высказываний в его письмах немало. Порой они облекаются в форму афористическую: "Деньгами нечего шутить; деньги вещь важная", - пишет он Плетневу в 1830 году, а спустя несколько месяце в письме к нему же, выделяет в особую строку: "Деньги, деньги: вот главное". Он был стыдлив и скрытен. Пуще всего он боялся предстать глазам современников в ореоле сладенькой поэтичности. Эта боязнь постоянно заставляла его ревниво скрывать свое поэтическое лицо под разными масками: шалуна из числа золотой молодежи, картежника, циника, светского человека. Маска литературного дельца была в том числе. Он любил себя выставлять торгующим стихами. В 1821 году писал он Гречу из Кишинева о "Кавказском Пленнике": "Хотите ли вы у меня купить весь кусок поэмы? длиною в 800 стихов; стих шириною - 4 стопы - разрезано на 2 песни: дешево отдам, чтоб товар не залежался". Когда "Бахчисарайский Фонтан" стал известен публике ранее появления в печати, Пушкин писал брату, что при таких условиях впредь ему невозможно будет "продавать себя" с барышом, и далее жаловался: "Ни ты, ни отец... денег не шлете, а подрываете мой книжный торг". В письмах к Вяземскому и...
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Часть текста: Наркомпросом отправился в Италию Вяч. Иванов. В октябре 1924 г. Ходасевич собрался приехать в Рим. Из Парижа он заранее списался с Вяч. Ивановым, договариваясь о встрече. Оба поэта, как можно думать, рассчитывали на совместный разговор о пережитом и современном, о советской России и России на Западе. Перед Вяч. Ивановым, как и перед Ходасевичем стоял выбор: стать эмигрантом или вернуться в СССР. Возвращение в то время могло манить кажущимся материальным благополучием, но и означало, как минимум, идеологическое признание советского режима. (Такого же рода дилемма стояла как раз в эти годы перед Андреем Белым, П.П. Муратовым и др.). Встречи Иванова с Ходасевичем в Риме осенью 1924 г. не произошло. Вместо нее состоялся обмен письмами, и благодаря ним в руках современного читателя оказались замечательные документы, характеризующие один из драматических моментов в русском духовном самосознании середины 1920-х гг. История "невстречи" двух поэтов в Риме в октябре 1924 г. такова. 4 октября, отправляясь вместе с Н. Берберовой гостить у Горького в Сорренто, Ходасевич послал из Парижа следующее письмо Иванову: "<...> Вячеслав Иванович, только что узнал что [Вы] в Риме. Сегодня вечером я как раз уезжаю [и] пробуду в Риме всего 2 дня: 7 и 8 октября. <...> хотелось бы повидать Вас. Поэтому, если Вас не затруднит, сообщите свой адрес в albergo S. Chiara, via S. Chiara (это недалеко от Пантеона). Будьте здоровы. Надеюсь вскоре увидеть вас". Получив письмо, Вяч. Иванов немедленно отвечал 7 октября, сообщая свой римский адрес: "<...> Непременно хотел бы с Вами увидеться. Не уезжайте, не...