Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Г"

1. Начало века (Андрей Белый)

Входимость: 1. Размер: 39кб.

Часть текста: В "Начале века" встречаем мы уже молодого писателя - не Бориса Бугаева, а Андрея Белого. В книге почти пятьсот страниц, но охватывает она весьма небольшой отрезок времени - лишь с 1901 по 1906 (приблизительно) год. Успел ли Белый продвинуться дальше в своих воспоминаниях и суждено ли нам прочесть им написанное - я не знаю. Каждый писатель, живущий в СССР и желающий там издать свою книгу, вынужден сам до известной степени приспособить ее к требованиям цензуры и казенного мировоззрения. Но в тех случаях, когда дело касается авторов, подозреваемых в "несозвучности эпохе", таких авторских приспособлений оказывается недостаточно. Советское начальство считает необходимым предпосылать книгам собственные предисловия, в которых нынешнему читателю разъясняется, как ему следует понимать эти книги и как относиться к авторам. Такие предисловия пишутся по "стандартной" схеме: автор-де устарел и не просвещен светом Маркса, Ленина, Сталина, но с его книгой полезно ознакомиться, чтобы "овладеть литературной техникой буржуазных специалистов" (это если книга поэтическая или беллетристическая) или чтобы понять, в чем состояли заблуждения и пороки буржуазной мысли, общественности, науки (это в тех случаях, когда книга критическая, научная или мемуарная). Такими предисловиями, по верованию большевиков, книги обезвреживаются, заключенный в них яд идеализма перестает действовать на читателя. Другая цель предисловий - более практическая. "Буржуазные" авторы раскупаются лучше, чем...

2. Заговорщики.

Входимость: 1. Размер: 30кб.

Часть текста: Король был бездетен. Корона перешла бы к его дяде, принцу Тоанскому. Регентство этого человека нанесло бы осуществлению наших замыслов последний, непоправимый удар: от нас отшатнулись бы даже те, на кого мы только и могли опереться, ибо невежественная и переменчивая масса, проклинавшая жестокого и безвольного короля, ни за что не пошла бы против принца, еще более жестокого, но восхищавшего ее своею солдатской грубостью и военной славой. После трехдневного торжества мы были бы схвачены и расстреляны. Увы, в те дни только Джулио предугадывал это. Конечно, не идея революции была ему дорога; конечно, не о головах наших он думал, предавая тот заговор, душою которого был. Другие соображения, иные страсти руководили им. Внук аргентинского лавочника, выходца из Италии, он сумел соединить в себе дерзкий ум авантюриста с увертливой душой торгаша. Самые возвышенные идеи он без малейшего отвращения обращал к своей выгоде. На самые опасные мысли смотрел он, как укротитель на диких зверей: они должны были служить ему. К несчастию, мы поняли это слишком поздно. Общество глубоко чтило Джулио как депутата парламента, блестящего оратора и безупречного гражданина. Для нас он был учителем и вождем. "Джулио - наше знамя!" - восклицал о нем пламенный Марко, которого некоторые из нас с благородною завистью прочили в исполнители заговора. И вот не только самое существование нашего общества, но и каждое наше слово, каждая мысль, в которой мы...

3. Ходасевич. Белый коридор. Белый коридор

Входимость: 1. Размер: 43кб.

Часть текста: престижа. Писатели в Тео были только вкраплены. Основное ядро составляли какие-то коммунисты, рабочие, барышни, провинциальные актеры без ангажемента, бывшие театральные репортеры, студенты, художники. Они неизвестно откуда являлись и неизвестно куда пропадали, высказав свое мнение. В Тео преимущественно заседали, но, вероятно, не было и двух заседаний с одинаковым составом участников. Поэтому ни один вопрос не ставился точно и ни одно дело не доводилось до конца. Впрочем, никто и не знал, что надо делать. Говорили преимущественно "к порядку дня" и перманентно "организовывались", неизвестно, с какою целью. Однако, заседали секционно, коллегиально и пленарно, писали проекты, составляли схемы, инструкции и мандаты, а больше всего почему-то переезжали из этажа в этаж, из комнаты в комнату огромного здания на Неглинной улице. Всё пересаживались, как крыловский квартет. Были разные секции. Вячеслав Иванов, например, заведывал историко-театральной, а Балтрушайтис (он еще не был тогда литовским посланником) стоял во главе репертуарной, в которой сидел и я. Мы составляли репертуарные списки для театров, которые не хотели нас знать. Мы старались протащить классический репертуар: Мольера,...

4. Письмо Ходасевича С. В. Киссину (Муни). 9 августа 1915 г.

Входимость: 1. Размер: 9кб.

Часть текста: 14. С. В. КИССИНУ (МУНИ) Москва, 9 авг. 915 Милый, милый мой Муничка, я не пишу оттого, что плохо, оттого, что устал, и еще - черт знает от чего. Я не хочу сказать, что мне хуже, чем тебе, но когда плохо, так уж все равно, в какой степени. Ей-Богу, человек создан вовсе не для плохого! Страховые агенты - великие люди: они-то знают, что ignis ничего не sanat 1 . Это тайная часть их учения. Ну, хорошо. Я в Москве устал. Я поехал в Финляндию 2 . Там Елена Теофиловна говорила глупости, гадости, пошлости. "Война - это такой ужас!" Если ужас - так с ужасами надо бороться: ступай, стерва, на фронт! А все дело в том, что Иван Трифонович в обозе. По ее мнению, нет в мире ничего страшнее обоза 3 . Валя любит искусство. В благодарность за гостеприимство я по три часа в день сидел в неестественной позе. Впрочем, каждая поза неестественна, когда пишут твой портрет 4 . "Ну, зачем это?" Ели грибы. Ловили рыбу. Играли в бридж. Все это отвратительно. Поехал в Царское 5 . Там Чулков сидит и верует в Бога. "Здрасте". - "Здрасте". - "Вы, наверное, голодны. Пожалуйста, супцу. Кстати, Вы в Бога верите?" - "Благодарю Вас, я супа не ем". - "А в Бога верите?" - "Вот котлетку я съел бы". - "А мы с Мережковскими верим". Вот я и уехал. В Москве смешение языков. Честное слово, совершенно серьезно: это ни на что не похоже, кроме смешения языков. Один хам говорит: "Вот и вздует, вот и хорошо, так нам (?) и надо". Другой ему возражает: "Не дай Бог, чтобы вздули: а то будет революция - и всех нас по шапке". Третий: "Я слышал, что Брест построен из эйнемовских пряников: вот он, шпионаж-то немецкий". Четвертый (ей-Богу, своими ушами слышал): "Я всегда говорил, что придется отступать за Урал. С этого надо было начать. Как бы "они" туда сунулись? А теперь нам крышка". Муничка, здесь...

5. Ходасевич. Белый коридор. Мариэтта Шагинян

Входимость: 1. Размер: 16кб.

Часть текста: усердная посетительница концертов, лекций и прочего. Говорили - пишет стихи. С М., о которой шла речь в письме, Шагинян тоже не была знакома, только донимала ее экстатическими письмами, объяснениями в любви, заявлениями о готовности "защищать до последней капли крови",- в чем, разумеется, М. не имела ни малейшей надобности. Я спрятал письмо в карман и сказал секундантше: -Передайте г-же Шагинян, что я с барышнями не дерусь. Месяца через три швейцар мне вручил букетик фиалок: Занесла барышня, чернявенькая, глухая, велела вам передать, а фамилии не сказала. Так мы помирились,- а знакомы всё не были. Еще через несколько месяцев познакомились. Потом подружились. Мне нравилась Мариэтта. Это, можно сказать, была ходячая восемнадцатилетняя путаница из бесчисленных идей, из всевозможнейших "измов" и "анств", которые она схватывала на лету и усваивала стремительно, чтобы стремительно же отбросить. Кроме того, она писала стихи, изучала теорию музыки и занималась фехтованием, а также, кажется, математикой. В идеях, теориях, школах, науках и направлениях она разбиралась плохо, но всегда была чем-нибудь обуреваема. Так же плохо разбиралась и в людях, в их отношениях, но имела доброе сердце и, размахивая картонным мечом, то и дело мчалась кого-нибудь защищать или поражать. И как-то всегда выходило так, что в конце концов она поражала добродетель и защищала злодея. Но все это делалось от чистого сердца и с наилучшими намерениями. Неизменно пребывая в экстатическом состоянии человека, наконец-то обретшего истину, она столь же неизменно жалела меня, как пребывающего в безвыходных заблуждениях. Качала головой, приговаривала: - Ах, бедный Владя! Что мне с вами делать? - Спасибо вам, Мариэтта, но я вовсе не погибаю. - Нет, вы...