Письма Ходасевича Б. А. Садовскому

Послесловие, составление и подготовка текста И. Андреевой

"Сейчас читаю 2-ую часть Вильгельма Мейстера и думаю о том, и в романе и в его времени на очень высокой ступени взаимное человеческое общение. Т.е. дружба, знакомство всегда построены на самом значительном в человеке, на самых высоких сторонах ума и души, так что жизнь держится на высокой ступени напряжения сознательной волей и этим облагораживается весь человек и выявляется подлинная жизненная, необходимая сущность человека; все это создано сознательно, и это прекрасно, т.к. является подлинным творчеством жизни, углублением ее, расширением. Не знаю, понятно ли я говорю. Вспоминается почему-то отношение Владислава к тебе. Думаю, что ты коснулась с высоты такой же высокой точки в нем, которая для тебя достижима - и только она достижима. <...> Помню отзывы о нем Марины, Грифцова. Это был для них человек холодный, чопорный, равнодушный насмешник, мелкоозлобленный, с печатью безалаберной молодости, с пристрастием к ссорам и тяжбам. И вот опять он: искренний, с призванием к подлинной дружбе, умеющий хорошо возмутиться, постоять за других."

6-VII-1919

(На бланке журнала "Золотое руно")

Сергей Алексеевич ¹ просит Вас доставить ему возможно скорее рецензию о книге Кони.

Очень признателен Вам за внимание. Буду, конечно, участвовать в "Русской молве" ^{1 2} "Эстетика" ³ и т.д. Впрочем, первые же NoNo газеты, вероятно, мне это разъяснят. Нельзя ли, чтобы мне присылалсь "Рус. Молва"?

Бегать по газетчикам скучно, а за газетой в кот.[орой] пишешь, надо следить. Когда выйдет 1 No? Ведь, то, что случилось две недели назад, для газеты уже старо.

Пишу я сейчас нечто, подходящее ко времени святочному. Закончив, пришлю Вам. Пока же, изнывая под бременем перевода, который дня через три кончу, шлю стихи. ⁴ Этого добра у Вас много? Ну, что делать. Стихи сейчас единственное мое достояние. Есть проза, да не для Вас: дрянь.

Если увидите Одинокого, ⁵ то скажите, что я очень благодарен за книгу и за добрую на ней надпись. Но дело еще не в этом. Я дал в "Утро России" о ней рецензию ⁶ строк в 80. Из нее сделали 23 строки, зачеркнув все мои похвалы, послужной список Одинокого и заключительные приветствия. За то кое-что они прибавили от себя. В результате - я объявил этим ослам, что нога моя не будет в ихней газете, но перед Одиноким мне все-таки стыдно. Скажите ему все это, и пусть он мне напишет, сообщив свой адрес. Он мне милее многих.

Борис Александрович! Не знаю, как начать! Но Вы сами знаете, как окрыляет перо и душу аванс! Деньги же нужны до зарезу. "Нутром хочется". Вот Вам цитата и буквальная истина вместе. Пятьдесят рублей сделали бы меня рабом Вашим во все дни. Строками же я Вас засыплю: возвращать будете и пощады запросите.

Ответьте о хронике, о пределах моей компетенции в сем отделе, о том, проклял ли меня Одинокий, если видел рецензию, и об авансе, вещи принятой в литературе вообще, а в газетах - в особенности.

Пока жму Вашу руку и остаюсь преданный Вам

P.S. Чады и домочадцы челом бьют: знают обхождение с редакторами.

Это вздор. Просто шлю привет. ⁷

Большое спасибо Вам за скорое напечатание стихов, за рекомендацию меня Чайкиной ¹ (ей пишу) и вообще за память. Рассказ Вам не пришлю сейчас, ибо он не кончен, и значит - поздно.

Вот Вам сплетни и отчет о Северянине в Эстетике. ²

В Москве скука и "никаких делов". Кончится тем, что осенью выпущу книгу стихов и перееду в Петербург, хоть я его и не люблю.

Ну, будьте здоровы. Жму руку.

P.S. А почем мне платят? Одинокий меня убил: пишет что ему за стихи дают по рублю.

(На обороте письма пометка карандашом, дрожащим почерком Б. Садовского - 21 дек. 1912).

Я хочу попросить у Вас дружеского совета: как поступить в нижеследующих обстоятельствах.

Есть у меня два рассказа, из которых, сколько ни переделывай, ничего путного не выйдет. Напечатать их мне не стыдно, но посылать в приличные места стыдно. Между тем, "Голос Москвы" ¹ предлагает мне за них хорошие деньги (вернее - за один из них). Так вот: если однажды напечататься там под своим именем (они этого требуют) - то не выйдет ли истории вообще и с "Русской молвой" в частности? Вы понимаете, что скандалиться я не хочу и за деньги.

Вы печатались в Голосе Москвы в гораздо более "роковые минуты" мира, ² но это было давно. С другой стороны, газетка полевела. Но кадеты, которые, Вы сами знаете, ничем не хуже октябристов, - владеют всеми газетами и журналами, а я боюсь, напечатавшись один раз в "Г.М.", навсегда или надолго вылететь отовсюду, и в том числе из "Р. Молвы", которою дорожу, т.к. в ней приходится иметь дело с Вами, а не с газетчиками.

Пожалуйста, ответьте, что думаете обо всем этом. Уж очень меня запугал Витольд. ³

И еще дело. Предстоят две-три театральных постановки, о которых стоило бы написать (пьеса Толстого и еще кое-что). Пригодится ли это "Молве" и нельзя ли прислать мне корреспондентский билет, ибо ходить в театр за деньги не в моих принципах? Есть у меня билет из "Аполлона" (старый), да в театрах мало чтут толстые журналы. Кроме того, неудобно пользоваться билетом Аполлона, а писать для Вас.

Скорым ответом на все сие весьма обяжете преданного Вам и поздравляющего с наступающим праздником

23 дек. 912

P.S. Относительно "Голоса М". Ответ Ваш будет для меня законом, но самый вопрос мой обязательно сохраните в тайне.

(хотелось бы получить к 31 числу: я без денег) и похлопочите о следующем: нельзя ли кстати заплатить мне и за то, что было напечатано в Рождеств. номере? Итого, за 2 стих, и 2 заметки мне причитается по сообщенной Вами расценке приблизительно ( слово "приблизительно" вставлено сверху строки) 31 рубль. Это не так много, чтобы нельзя было заплатить вне установленных сроков. (Вероятно, в "Р.М." платят 5-го и 20-го?). Тем более, что из этих 31 рубля рублей 12 должны были быть высланы раньше.

Простите, что затрудняю Вас, но уж очень нужны деньги.

Получили ли Вы письмо мое относительно Голоса Москвы? Я послал его на прежний Ваш адрес и весьма интересуюсь ответом.

Что значит подгонять заметки к субботам? Чтобы высылать их к субб. - или же чтобы их по субботам печатать? Последнее неудобно, ибо эстетика (вещь важная!) бывает по четвергам. В пятницу я могу писать, и Вы получите материал только в субботу. Разъясните.

Ответьте также о театре. Тут предстоит кое-что небывалое. Писать ли? Входит ли сие в "Литер. хронику", Вами мне врученную. Простите, если что в этом письме бестолково: спешу отправить его, чтобы завтра оно могло дойти к Вам. Жму руку.

Если деньги вышлют даже 29-го, то я получу их 31 утром, и будет веселие. Иначе - плач.

Что думаете о моих писаниях? Так ли?

Мне, признаюсь, прискорбен уход Ваш из "Молвы" ¹ : пошатнусь. За Вас же, конечно, радуюсь: трудно человеку знаться с газетой.

"Галатее" ² обрадован искренне и чем смогу - помогу ей. Я что-то принялся писать стихи. Лирика меня одолевает. Если приедете в Москву, передам их Вам при свидании. Если нет - пришлю, когда накопятся.

Здесь такая тоска, какой еще не бывало. Еще беллетристы где-то там похлопывают друг друга по животам и прочему, а поэтов совсем не видать: притаились.

Написал я Тырковой ^{3 4} , но ответа еще не получил.

В ПБург же собираюсь, да видно не соберусь: денег нет.

Прощайте пока. Жму руку.

Вот стихи, которые написал я почти всерьез.

      На даче

               Хорошо бы собаку купить.

                                     Ив. Бунин

Целый день твержу без смысла

Неотвязные слова.

В струйном воздухе повисла

Пропыленная листва.

Ах, как скучно жить на даче,

Возле озера гулять!

Все былые неудачи

Вспоминаются опять.

Там клубится пыль за стадом,

А вон там, у входа в сад,

И подсолнухи лущат.

Отчего же, в самом деле,

Вянет никлая листва?

Отчего так надоели

Неотвязные слова?

Оттого что слишком ярки

Банты из атласных лент,

Оттого, что бродит в парке

С книгой Бунина студент...

Нюра Вам кланяется и говорит, что это "Сатирикон". ⁵ А я думал, что это юбилейный дар академику.

Сегодня был я у Вал. Як. ¹ Стихов он мне не дал, ибо, оказывается, у него договор со Струве. ² По этому договору все его стихи принадлежат Русской мысли, которая их оплачивает, но не печатает. Вал. Як. мне говорил, что у него сейчас идет переписка о расторжении договора, но когда и чем она кончится - неизвестно. Этому можно верить, п.ч. еще третьего дня Машковцев сообщал мне слово в слово то же самое.

Кожебаткина ^{3 4} не будет. Недели 3 тому назад он мне говорил, что Брюсов его от журнала отговаривает; сам он тоже отмалчивался. Я лично почти уверен, что слухи верные. Во всяком случае, если Мнемозина и осуществится, то не скоро.

Приезжал в Москву Городецкий. ⁵ Об акмеизме лепетал невразумительно.

Я бы на месте Гумилева Вас живьем съел, а он заигрывает. Наставьте ему за это рога. ⁶

Стишки мои печатайте, коли хотите, но подпись должна быть другая: Елисавета Макшеева. ⁷

Не Бунина, поверите, страшусь, но юмористики. Да и надо же дать какую-нибудь работу будущим биографам: пусть поспорят, я или не я.

Кланяйтесь, пожалуйста, Одинокому. Господи, да когда же я ему напишу?

Когда станет выходить Галатея? Успею ли я Вам прислать для нее стихи?

Будьте здоровы и приезжайте в Москву: напьемся. Нюра Вам шлет привет. Искренне Ваш

затруднять Вас - становится у меня чем-то вроде дурной привычки, от которой и хочу, да не могу отделаться.

Дело же вот в чем. Послал я А. В. Тырковой переводной рассказ (Мериме Федериго), было это еще 12 января, но до сих пор о судьбе его не извещен. Если у Вас с "Р.М.", или с Тырковой, отношения добрые и вообще, если это для Вас не неудобно и не слишком хлопотно, - разузнайте, как и что. Ежели он им не годится или не нравится (Мериме был писатель славный) - то пусть бы я получил хоть рукопись или нельзя ли ее куда-нибудь пристроить?

О Москве рад бы Вам посплетничать, да ничего нет, хоть шаром покати. Шершеневич книгу стихов выпустил. ¹ Дрянь, лоскутное одеяло какое-то, попурри.

Будьте здоровы. Если исполните мою просьбу, очень обяжете.

² А я не буду читать, пока не кончится: не умею читать помесячно и из-за этого вечно отстаю от литературы. Искренне Вас любящий

Семь бед - один ответ: не спросите ли у Чацкиной, хочет ли она печатать роман Здеховского, который я ей предлагал. Авторизацию я уже получил. Попросите ее меня известить. Ей-Богу, совестно Вас затруднять! Не затрудните ли Вы меня чем-нибудь? ВХ

Вот Вам дословный перевод письма:

(Далее следует перевод с польского письма Б. Садовскому от женщины, жены литератора. Она благодарит Б. Садовского за помощь, оказанную ей в Москве. Ходасевич делает короткую приписку.)

Спасибо Вам за хлопоты. Письмо от Чацкиной я получил. Гуревич ¹ напишу нынче же.

Когда приедете в Москву, приходите непременно. Есть и у меня заграничные планы, да не знаю, осуществятся ли. Выяснится это через месяц, который проведу в трепете: уж очень хочется поехать.

Будьте здоровы. Нюра Вам очень благодарна за добрые пожелания. Она встала сегодня.

Жму руку

7 февраля 913

Москва

Поклонитесь, пожалуйста, Ремизову. ²

Не только помню о "письменном" долге, но и вообще рад с Вами побеседовать. Хотите ли московских новостей: они не велики.

В четверг на Фоминой милый мальчик Бернер читал в эстетике реферат о грядущих судьбах и прочем. ¹ Вздор молол даже удивительный. Никак я не ожидал, что он такой глупеныш. Вал. Як. оборвал ему уши. Он чуть не плакал (буквально) и в припадке отчаяния заявил, что "Брюсов вечно все подтасовывает". Тот, кажется, даже не рассердился.

В минувший понедельник Тастевен ² читал публичную лекцию о новых течениях. Я ему возражал и (что поразительно!) даже не плохо: футуристам загнул салазки.

Затеял я нечто: оно может мне принести: 1) удовольствие работы 2) монеты и 3) печальную славу черносотенца, вроде Вашей. Сообщу Вам по секрету тему: принц Гамлет и император Павел. ³ Я о Павле читал порядочно, и он меня привлекает очень. О нем (психологически) наврано много. Хочется слегка оправдать его. Стал я читать, удивляясь, что никому не приходило в голову сравнить его с Гамлетом. И вдруг узнал, что в 1781 г., в Вене, какой-то актер отказался играть Гамлета в его присутствии. Нашел и еще одно косвенное подтверждение того, что кое-кто из современников догадывался о его "гамлетизме". Потомки произвели его в Идиоты и Изверги. Если голод не помешает - летом переработаю. Если мысли мои подтвердятся - осенью выступлю с "трудом". Но пожалуйста, - никому об этом ни слова: у меня украли уже несколько тем.

Что Вы делаете, т.е. пишите, и главное - как живете? Я потому говорю: главное - что писать по нынешним временам стали все, - а вот ты поди поживи! Живем-то одни мы, старики. Когда в Москву?

Думаете ли Вы, что я могу обойтись без просьбы? Дело вот в чем. Я еще 11 апреля послал Чацкиной несколько стихотворений "на выбор", как она просила. Она до сих пор молчит, и я не знаю, какие мои стихи пойдут в ее журнале, какие не пойдут. А я бы их куда-нибудь отдал (т.е. которые ей не нравятся). ⁴ Спешу, ибо осенью хочу издать книгу.

Если будете ей писать - напомните обо мне.

Ну, будьте здоровы и пишите любящему Вас

P.S. Тяжелые для Вашего сердца вести сообщит Вам Нюра на обороте сем или отдельным посланием: не знаю, ибо сейчас ее нет дома.

(Бланк телеграммы. В Ковров - из Кускова. Недатированный.)

Конечно ждем очень рады Ходасевичи

Простите, дорогой Борис Александрович, что отвечаю Вам с запозданием: то дела, то так ерунда какая-нибудь.

Декольте-Маяковский (какая отличная фамилия для шулера!), пожалуй, не хулиган, а просто кабафут. Они теперь ходят табунком: Ал. Брюсов, ¹ Ал. Койранский, ² еще какая-то тля газетная и он. Говорят, рубаха-парень, выпить не дурак, человек компанейский и "без претензий". Вот бы нам с Вами сделаться без претензий! Шут с ним! Об Эстетике Вы не правы. Очищать ее не к чему, поздно. Надо оставить ее Гиршманам, ³ любящим искусство адвокатам (Муни говорит, что все они, достигнув шеститысячной практики, начинают неудержимо "любить искусство") и прочей публике. Заведемте-ка свою, да не у милейшей Анны Александровны, а при "Галатее", к которой перехожу.

Надо ее начинать не с января, а осенью, чтобы открыть сезон, а не затеряться в числе прочих литературных дел. Тогда весь год московский пойдет под нашу музыку, иначе - скучнее, т.е. хуже.

Напрасно Вы покушаетесь на целых 12 тысяч. Ведь не кирпичи будем издавать. Гонорары платить необходимо: это единственный способ заставить поверить в долговечность журнала, а следовательно и "уважать" его. Пусть не говорят: "знаем, на 2-ом No кончится!" Но гонорары должны платиться в половинном размере, дескать - половина деньгами, а половина - высокой честью сотрудничать в "Галатее".

Разделите-ка 6 тысяч на 12: будет 500 руб. в месяц. Что-нибудь получим же, если не по подписке, то за продажу отдельных No.

Кроме того, легче со временем выклянчить еще тысченку, чем достать сразу такую уйму. Если журнал пойдет хорошо (в литературном, а не каком-нибудь торгашеском смысле), то я сам, м.б. через брата, ⁴ смогу кое-кого наказать на субсидию.

Цинические сии соображения простите мне, ибо простятся на небесах. Не о себе хлопочу, а о матушке Российской словесности. Знаете ли, что скоро настанет пора именно нашего возраста людям ею владеть? У меня руки чешутся.

Тут всего не напишешь. Приезжайте в Гиреево. Сядем и станем подробно, до мелочей, выяснять разные вещи.

Нельзя быть литературной улицей, но и орхидеями не прокормишь Пегаса: только желудок ему испортишь. Журнал должен быть веселый, а не скучный. Очень хорошо удалиться "в катакомбы, в пустыни, в пещеры", ⁵ - но издавать "Катакомбный Вестник" ни к чему.

Да приезжайте скорее. Скучно. Великий Маг ⁶ со мной чрезвычайно мил, особенно после разных Маяковских и Бернеров. Понял, что лучше "злой Ходасевич", чем почтительный Бернер.

Для "Галатеи" есть у меня две-три темы - пальчики оближете. Давайте ее начинать. Щекочите мецената, приезжайте в Москву и давайте говорить о формате, шрифте, о всякой ерунде, знаменующей, что журнал уже есть. Ей-Богу, не терпится. Будьте здоровы, пишите чаще, не ленитесь. Жму руку.

Гиреево

25 мая 913

Нюра пишет на обороте. Бальмонт обходителен. Меня почтил, но, кажется, не поумнел. Стихи читал на своем "юбилее" ⁷ просто ужасные. Поклонники кисли, я зевал во всю глотку.

Все время было так жарко, что рука отказывалась водить по бумаге. А все-таки мне хочется, чтобы Вы знали, что помню и люблю Вас. Ваши письма меня всегда ужасно радуют. О себе писать почти нечего. Ем, пью, толстею. Хочу догнать Жанну Кожебаткину. Очень скучно - должно быть, потому что нет Вали Дидерихс-Ходасевич. Живу тихо и даже стихов не пишу.

Как встретили Государя? ⁸ Хорошо ли вышел мундир?

Написали ли приличные случаю стихи и пожалованы ли камер-юнкерством?

Гарри ⁹ шлет поцелуй "дяде который подарил машинку". Ну, прощайте. Пишите и приезжайте к нам гостить.

P.S. Забыла самое главное: приветствовала Бальмонта в "Кружке" от лица всех женщин и произвела фурор - поцелуем.

Вечная и прискорбная судьба моя - оправдываться. Вот, настала пора делать это и перед Вами. Заметка в "Гол.<осе> Москвы" о Галатее была, ¹ это верно. Но появилась она без моего ведома: Янтарев ² смастерил. Я его своевременно пробрал, ибо в те времена думал, что меценат - он и москвич, прочтет заметку и обозлится: дескать, дела не порешили, а уж о нем трубят. Сказал же о журнале Янтареву я, жалуясь, что у меня рот заткнут, писать негде. "А вот как будет у нас с Садовским "Галатея", так отведем душу". А он и тиснул, польстившись золотом построчным. Ну, да если меценат не видал - не беда. Заметка была прилична. У меня ее нет, но достану.

Насчет "претензий" Вы что-нибудь не так поняли. Я не помню, что Вам писал, но думаю, что нельзя замыкаться в "башню из слоновой кости", а также быть вторыми "Трудами и Днями," ³ у которых больше корректоров, чем читателей.

Проповедовать же друг другу мы можем и устно. Журналы издаются не для хранения тайн. Один Мережковский любит печатать в газетах статьи о том, что вот, дескать, какая глубина, но "здесь надо молчать". Все это Вы, конечно, сами отлично знаете. Только я, должно быть, как-нибудь плохо выразился. С Койранским дружить не приведется - но долой Бердслеев, ⁴ орхидеи и прочее. Это Вы знаете: не только в журнале, но и везде.

Приезжайте скорее. Новостей в Москве нет. Впрочем, случилась беда в Альционе. Меценат ⁵ проглядел и в сотрудничестве с Клычковым ⁶ и Ахромовичем вместо 12 ⁷ Чем кончится дело - неизвестно. Кажется, придется выпускать остальные главы "второй частью", чего ни у Гофмана, ни у Соловьева нет.

Будьте здоровы. Жму руку.

Гиреево

10 июня 1913

P.S. Кара-Мурза не продолжал.

Дорогой Борис Александрович! {Приписка сделана Анной Ивановной Ходасевич.}

Неудобно отказывать даме, а тем более меценатке. Приезжайте скорей в Москву (к нам), оттуда валяйте в Финляндию. Видите, даже не ревную. Авось, хоть этим заманю Вас из Вашей камариной берлоги.

P.S. А я все-таки толстею.

Сердиться на Вас я не сердился, но, признаться, хотел отслужить панихиду. Говорят, помогает.

Что Вы в Крыму долго не высидите - в том я был убежден. Где уж Вам? Однако, и в ПБурге Вы не засиживайтесь. М.б., там и очень мило, но я глубоко уверен, что это место не для Вас. И не для меня.

Сплетен московских нет. Могу сообщить только о себе: 1) переехали мы в город, в Замоскворечье, адрес: Лужницкая ул. 4, кв. 2. Квартира у нас забавная, провинциального духа, почти что в особняке; однако чисто и весьма культурно. 2) Павел мой немного замедлился, ибо 3) нужны монеты, и я ради них делаю всякую дрянь.

Читал желудочные стихи ¹ Ваши в "Сатириконе". Бравируете, дяденька!

"Сатирикон" ² - , но чтобы скорее, а то всякие признаки лета исчезнут, - и чтобы прислали монеты тоже скорей. Без монет - ни-ни. И еще комиссия: 40 строк моих в "Сев. Записках" (No8) ³ до сих пор не принесли мне ни гроша. Я с Чайкиной о цене не сговаривался, ибо совестился (экий дурак!): дескать, дама. Но все же считаю так: 50 х 40 = 20 руб., которые нужны мне до зарезу. Не похлопочите ли? А то гибну.

С "Сатир." поторгуйтесь вообще за меня. Я им тогда еще что-нибудь дам. Гибнуть - так гибнуть: все гибнут.

Португалова ⁴ разыщу сегодня или завтра и Вам напишу все подробно.

Что пьете Вы за мое здоровье - большущее Вам спасибо, и Тинякову тоже. Но плохо то, что он только что обрит, а Вы его поите. ⁵ Также плохо то, что у Вас желудок, а он, негодяй, Вас поит. Поклон ему.

Нынче прочел в газете, что Ауслендер ⁶ написал пьесу, которая идет у Незлобина. ⁷ Завидно очень: во-первых - монеты, а во-вторых - станет слюнтяй знаменит, как Сидорова коза. ⁸

Напечатал я презабавную статейку о Нелли. ⁹ Дамы много смеялись. Приедете - покажу. Сравнил Нелли со "сверстницами", Ахматовой и Надей Львовой,

Ну, будьте здоровы. Жму руку. Нюры нет дома, а то бы и она послала Вам привет.

Мос. 5 сен.913

Пишите!

P.S. Бросьте Вы все любви: некогда!

Простите, что пишу на такой подлой бумаге: другой нет, конечно, а купить негде: воскресение.

Я написал было Вам длинное письмо, да оно два дня пролежало у меня в кармане - и устарело.

Португалова я едва разыскал, да и то не его, а только адрес. Живет он под Москвой. Вчера послал ему письмо с требованием предстать передо мной. Очень рад (и Нюра), что наконец занялись Вы своим животом. Лечитесь, Бога ради, как следует!

В Москве паскудно: футуристы совсем разнуздались и уже ссорятся между собой (это, пожалуй, хорошо). Но вообще по улицам ходить нельзя, такая пакость.

Без пяти минут Клеопатра меня поедом ест: целоваться вздумала. Сил моих нет, не хочу! Водит с собой какого-то кобелька, лет 18, идиотского вида - и коитирует с ним на глазах у дочери. Паскудно выше всяких мер. Надоела. Лежала бы на лежанке да глядела бы на шашни молодых, а то ведь сама норовит. Тьфу!

Адрес ее: Тверская, Глинищевский пер, д. Бахрушина, кв, 100. Но писать по этому адресу не советую: достала она где-то "Пятьдесят лебедей" ¹ - и увидела все, т.е. историю с посвящением. Зла на Вас до ужаса, бранится и прочее. Бегает по Москве и всем рассказывает. Возмущена чрезвычайно. Я думаю, она при свидании поступит с Вами: кк баба Ивана Никифоровича с Иваном Ивановичем, т.е. в высшей степени неприлично. Так что уж лучше Вы не пишите. Острит, язва: гадкий, говорит, утенок - и даже нервничает. Боюсь, не вышло бы у нее задержки с менструациями. Дворянскую фуражку поминает.

За что Кречетов ² меня жалеет? Глуп я? бездарен? Нюра мне рога наставляет? Сообщите, пожалуйста, почему ему меня так жалко? Мне это весьма любопытно, даже нужно. А брюхо у него славное, бархатное, - это верно.

Большое спасибо Вам за хлопоты. Монеты из "Сев. Зап" получил и прожил.

Да! Звонила ко мне Н. Я. Серпинская, ³ спрашивала Ваш адрес. Я дал, ибо Вы человек легальный и даже известный. Но ничего не болтал, можете быть спокойны.

Ну, будьте здоровы. Очень хотел бы Вас повидать.

P.S. С "Мусагетом" ⁴ полегче: лопается. Сведения из верных источников, хотя сами мусагетцы это скрывают. Но я знаю это таким образом: Ахрамович - некто - я. Надуть они Вас не надуют, конечно, но книгу выпустят вместе с 80-м томом полного собрания Эдгаровых сочинений. И с деньгами у них крайне туго.

Нюра шлет поклон, привет и пожелание доброго здоровья.

Увы, извиняться должен я, а не Вы. За что мне на Вас сердиться? Вы знаете, как меня радуют наши добрые отношения. Не писал же я потому, что либо занят до отвращения, либо отлеживаюсь от неимоверной усталости. Так что уж Вы меня простите, а мне Вас прощать не за что.

Письмо Ваше огорчило меня весьма, но вот по какой причине: сегодня вечером еду в Петербург, всего дня на два по скучнейшим делам и ради перемены мест: совсем в Москве расхлябался. Думал я, что Вас, может быть, еще застану в ПБурге. Оказывается - нет, и это очень портит мне всю поездку.

О "Галатее". Просто сказать нельзя, как Ваши мысли совпадают с тем, что я думал на этот счет в последнее время. Именно потому я и не напоминал Вам о возобновлении меценатических (вот так слово вывернул!) хлопот. Вы правы. Если бы Вы все-таки "Галатею" завели, я бы ничего этого Вам не сказал и был бы Вашим верным союзником. Но "Галатеи" нет - и это, должно быть, к лучшему.

Подлец-Португалов сидит без денег. Книга Ваша сверстана, но ему даже корректур (которые он побожился доставить мне) не выдают из типографии... Что же я могу сделать?

В Москве гнусь, гнусь, гнусь, гнусь, и гнусь. Слякоть футуристическая. Писаревы экзотизированные шляются, буянят, бьют стекла. Бальмонт играет в истерическое бебе. "Сам" ¹ ослаб, попустительствует. Толстой ведет себя совершеннейшим хамом. У Зайцева размягчение мозга и лирический понос: зелененьким ходит и умиляется на собственные пеленки. У меня на днях будет разлитие желчи, потому что я перестал ругаться и молчу. Бедная Надя ² потолстела и стала футуристкой. А стишки плохенькие... Без пяти минут Зинаида Волконская бюстотворчествует и прикармливает сволочь футуристическую.

Обо мне? Я вот кое-что пишу. Напишу - увидите, а так сказать нечего. Дай Бог Витольду самому так процветать, как я! Выжал из "Летучей Мыши" ³ 600 целковых - и все тут. А в душу я себе наплевал на 600 тысяч. Баланец неутешительный. М.б., Витольду это было бы нипочем, а мне трудно... Ну, да я из Мыши ухожу. Уступаю ему или кому угодно поле действий. Да ведь у него и на это не хватит силенки, - я 2000 рифмованных строк отмочил. Не шутка.

Будьте здоровы. Пишите почаще и Приезжайте скорее: только Вас хотел бы я видеть. И это искренне, Вы сами знаете.

Крепко жму руку.

Ваш всей душой Влад Ходасевич

Нюра шлет Вам привет, поклон и хорошие пожелания. Здоровы ли Вы?

P.S. Посылаю Вам скверную мою карточку. Простите: снимался для Грифского альманаха. ⁴ Из карточки увидите, что "Владислав Ходасевич переменил прическу". 27 окт. 913 Москва

Простите, что пишу на лоскуте, но сейчас воскресение, а бумаги приличной нет. Книга Ваша ("Самовар") отпечатана. ¹ Все дело за обложкой. Деньги у Кожебаткина, кажется, есть, хотя он огорчен тем, что конфискован альманах. ² Впрочем, он, кажется, на днях сопьется: там происходят непрерывные заседания Рыбинцевых, Якуловых, Шершеневичей, Милиотей, Топорковых и т.д. Все это пьет и играет в карты. Ему не до книг. Все это сообщаю Вам к руководству и по секрету.

И еще по секрету. Получив "Ревизора" и "Горе от ума", Никита ³ объявил, что они столь плохи, что ставить их нельзя. Стал заказывать мне разную другую литературу. Я поступил так, как должен был поступить: ничего не написал и заставил ставить Вас. Завтра обе пьесы идут, с двух или трех репетиций, необычайно плохо, особенно "Горе от ума": играют ужасно, особенно Лиза и Фамусов. Никита за все это на меня зол - и на Вас тоже. Нет, все-таки, кажется, вся эта история не для нас с Вами. Дело в том, что в Летучке идет борьба партий. Пускается в ход даже эротика - и вот, появляется партия, требующая изгнания нас с Вами и замены нас г. Лало ⁴ и Янтаревым.

На прошлой эстетике за ужином Вяч. Иванов ⁵ произносил речи, в коих возводил меня на высоты головокружительные. Скучно, но лестно. Вообще, кажется, моя книга ⁶ имеет "успех": скучно и не лестно.

отзывов обо мне может быть одна комбинация, для нас с Вами гораздо более приятная, чем 10 Альцион. Но это пока тайна. И Вам не хотел писать, да язык мой - враг мой. Простите за несуразный штиль: шумят в соседней комнате. Будьте здоровы, любите меня, как я Вас.

Нюра шлет привет. Заехали бы хоть по дороге в Крым!

23 февр. 914

(пером рисунок самовара)

Вдохновляйтесь и Вы!

Л. И. Рыбакова ¹ сказала мне, что Вы спрашиваете о моем адресе. Вот он: Ст. Томилино, Моск-Казанской ж.д., ул. Достоевского, дача Семиладнова. Это для писем не сугубо важных, но быстрых. Для более медленных, но важных: редакция "Русских Ведомостей", Ход-чу.

Я жив, здоров, тружусь в поте лица, пишучи о Пушкине (сел-таки!), переводя проклятого Сенкевича ² и творя рецензии о стихах для "Русск. Вед." ³ - ибо пока что сей отдел в сей многопочтенной газете вручен мне во власть самодержавную. Не знаю, только, как уживусь там. Пригласили сами, ибо на реферате о Северянине был Игнатов, ⁴ купил реферат, напечатал и позвал писать вообще.

Рецензию Вашу обо мне видел. ⁵ Спасибо за добрые слова, но, по совести говоря, Вы сделали меня лет на 7-8 моложе: погладили по головке, как Эдгара (который Вам кланяется).

⁶ о Ваших делах. Надо ждать до осени, но разговор был кислый.

Ну, пока все. Жду письма Вашего и жму руку.

Р.S.1)Кланяйтесь Одинокому. Я ему не ответил, ибо потерял письмо с его адресом. 2) Какова судьба стихов Терентьева? ⁷

Томилино 18/V914

Поздравляю Вас с Романовкой, ¹ с удовольствием нагряну к Вам в гости, м(ожжет) б(ыть) - даже осенью. Боюсь, только, что Вас там никогда не будет.

"Ты сплетен ждешь, царица? Нет их!" ² Разве только что издатель наш болен. У него какая-то очень трудная (в филологическом смысле) болезнь и потому я забыл, как она называется.

Поблагодарите Юнгера ³ за книгу. Я сделал бы это лично, но не знаю его адреса, т.к., получив книгу, содрал бандероль и бросил ее в корзину. Прочесть книгу не успел еще, но прочту и напишу.

У нас ничего нового. Пишите Вы, что слышали, и что видели, и что делали.

Будьте здоровы. Преданный Вам

Томилино, 3 июля 914

Томилино, Моск-Каз. ж.д., ул. Достоевского, дача Семиладнова.

Дорогой Борис Александрович,

отвечать на письма друзей - великое наслаждение. Но стремясь к идеалу строго-аскетическому, я лишаю себя и этой, невинной в сущности, радости. Прошу Вас быть уверенным, что потому только я и молчал так долго. Кроме того - работаю в сутки буквально часов по восьми, а то и больше, но уж не меньше. Здесь тихо, все всегда дома, и я тоже. Нюра работает в городской управе, в отделе, заведующем распределением раненых. Москва ими полна. Больниц не хватает. Частных лазаретов тьма, и все-таки солдат раздают желающим на квартиры. Хочу взять двоих: капля в море да уж очень нужда велика.

Приезжайте-ка в Москву лучше. Здесь у нас мрачно, но честно, по Петербургу же Городецкие ходят стадами. Чай, уже к войне примазывается? А мрачно у нас весьма. Я буквально никого не вижу, да никого и нет. Весь кружок превращен в лазарет, никаких сборищ не будет во все время войны. В кабаке не был ни разу, да и не тянет. В гости ходить не принято, как на Страстной неделе. Мне все это нравится.

Чацкина (дай Бог ей здоровья) прислала мне монет (квартира, квартира, отдай мне мои деньги!) и заказала статью о Лермонтове. На днях сажусь писать.

В Киеве ужасы: два целых и три десятых эстета собрались издавать журнальчик. Я дал им стишков. ¹ Экая ерунда!

Великий Маг пишет в Рус. Вед. корреспонденции из... Вильно и Варшавы. Хорошо пишет, точь в точь - Саша Брюсов. Мы, говорит, воюем; побеждающие побеждают; побежденных побеждают; человек, в которого попала пуля, здесь, в Вильне, называется раненым. Раненые очень храбры. Некоторые из них умирают, прочие рано или поздно выздоравливают. Умершие называются покойниками, а выздоровевшие опять становятся солдатами, пока их не ранят. Тогда они или умирают или выздоравливают... ² и т.д., очень последовательно и логично, что в стратегии необходимо.

В Варшаве его чествовали писатели. Это не стратегия - а потому лошка прихромнула: никаких писателей в Польше нет. Что и есть похожее на писателей - то живет в Австрии (Реймонт, Тетмайер) и в Германии (Пшибышевский). А в Варшаве ... ну, вздор одним словом!

Будьте здоровы. Жму руку.

Нюра кланяется, из чего Вы можете заключить, что мы не разъехались. Издатель ³ сидит без денег, безумец - просит их у меня! Я бы за него в огонь и воду, но... Будьте здоровы. Мужайтесь: Вы не издатель.

27 авг. 914

Мос.

Сознаю, конечно, вину свою, да ленив я писать, и житье идет трудное, несуразное. Со дня на день откладывал письмо к Вам. За то теперь отвечаю по пунктам.

Сплетен московских нет, ибо Вячеслав Иванов тих, как луна, а больше в Москве, кроме его и (простите, Бога ради) меня, порядочных писателей сейчас нет. Не сообщать же мне Вам о Каменских да Арцыбашевых. ¹ Впрочем, и о них ничего не знаю: не знаюсь.

Издателя видел. Плох. Затих. Местожительства не имеет. Одну Альциону на днях продал в Охотном купчихе вместо куренка, другая невооруженным взглядом ненаблюдаема.

Наш великий друг что-то пишет в "Р. В." - а что - не знаю. Супруга его была у нас (о, чудо!) дважды. Раз у меня по делу, другой - у Нюры, в преферанс играли, при помощи Рубановича. ²

Никаких начинаний нет. Сижу без денег (поймите намек!). Никита мрачен. Дела у него плоховаты. Поэтому Нюра, Гаррик и я худеем не по дням, а по часам. Я бы сам с ним разъехался, да нельзя: сразу худеть вредно.

Вышла моя "Война". ³ Ужасно плохая книжонка. Да некогда было сделать ее получше - и не из чего: плохо пишут русские поэты о войне. Посылаю Вам ее только по долгу признательности, - а то стыдно и показать. Кстати: Вы мне обещали прислать из Нижнего "Камену." ⁴ Жду. Пришлите. Ни одной порядочной книги нет.

Нюра здорова, трудится. Эдгар успел заболеть и выздороветь. Профессорша вышивает бисером кошельки для вдов и сирот воинов, или еще что-то в этом роде делает, очень изящное и пакостное. Адрес Нины Яковлевны попытаюсь узнать, тогда сообщу. Не хочу откладывать этого письма, а то снова придется передавать его Вам при личном свидании - я себя знаю.

Шершеневич - Шершеневич. Португалов приехал с войны. Удрал-таки: швы расползлись, ведь ему в прошлом году аппендикс отрезали. Но, хотите верьте, хотите нет, - а он, лежа в Вильне в лазарете, умудрился издать книжонку "Разведчик" - эдакий разговорный словарь на рус. и нем. языках (нем. текст русскими буквами) . Это для солдат. "Составил рядовой такого-то полка Валентин Португалов". Печатано в типогр. виленского военного округа (или что-то в этом роде). В коленкоровой мягкой обложке. С типографскими тонкостями. Ей-Богу, я сам в руках держал. Он здесь в лазарете. Весел и бодр. Я у него был, он меня вызвонил по телефону. Я думаю, он и на том свете издаст путеводитель по тамошним достопримечательностям: Дантовский устарел.

О войне Вы, конечно, сами все хорошо знаете. Впрочем, здесь ходят слухи, будто французы устраивают "немецкие зверства" не хуже самих немцев. Кое-что даже проникло в печать (русскую!). Добивают раненых, продают немецкие уши по 10 сантимов за пару и т.д. Верить очень не хочется, но... Дай Бог нам с ними встретиться в Берлине, - однако боюсь, что если все это правда, то на немецкой территории они разгуляются во всю. Нет, кажется, прав я был, говоря, что во всей Европе одни мы европейцы. Верите вы, ибо кажется, уже немножко режем нас, евреев.

Ну, будьте здоровы. Не сердитесь на меня за молчание и прочее. Каждый вечер изнемогаю от желания увидеть хоть одного порядочного человека, - и кроме Вас никого не могу себе вообразить. Право, у нас с Нюрой мода скучать "по Садовском". В конце концов я к Вам приеду, когда штукатурка просохнет.

Крепко жму руку. Нюра шлет привет

P.S. Я послал мышиные стихи в Аполлон (т.е. о войне, одно стих.) . ⁵

Да, приезжал Ауслендер. (Я ему по привычке "Петербург", а он мне - "Петьягьяд"! ⁶ Вот тоже Иноземцев выискался!) Читал он Незлобину новую свою пьесу о Павле Петровиче. Говорят, дрянь окончательная. Незлобин пьесу взял, а сам всей Москве жалуется: "Какая дрянь!" Плохая реклама!

Вот Вам и сплетня!

Простите, что пишу на клочке. Спешу отправить эту записку с оказией. Я никак не мог поймать Архипова, ¹ но от секретаря узнал, что рассказ Ваш уже набран. Боюсь затянуть дело. Немедленно пишите сами Архипову.

У меня уйма хлопот и неприятностей. Только что послал с Рубановичем и Липскеровым ² коллективное заявление в Эстетику. Нас обидели, заставив читать в прошлый четверг стихи, а после нас выпустив Маяковского и Зданевича. ³ Будут большие бои. Заявление составлено в выражениях, более, чем решительных. Будем требовать публичного извинения.

У меня к Вам большая просьба. Прилагаемое письмо сегодня же, если сможете, завезите в "Летучую Мышь" и отдайте Карееву, ¹ а если его нет - Никите. Я потому решаюсь затруднить Вас, что не знаю в Питере ли Кареев, а послать на его имя, когда его там нет, - значит, погибнуть. Никите же писать непосредственно - месяц ждать ответа. Однако, повторяю, если нет Кареева - отдайте письмо Никите, велите, прочтя, исполнить все, что надо. Вы, надеюсь, понимаете, в чем тут дело...

От Издателя слышал, что Вы выгодно продали "Полдень". ² Поздравляю. Слышал и о брошоре. ³ Пожалуйста, при корректуре ее помните мои молитвы.

Я болел: опять проклятый плеврит. Видно, "когда славянский стяг завеет над Царьградом" ⁴ , придется мне ехать на Принцевы острова умирать от благородной славянской чахотки.

Эстетика постановила перед нами извиниться. Ждем рескриптов.

Пишу статью о военных стихах. Хвалю Вас. Нюра шлет Вам привет.

I/III915

Если можно, уведомите меня о получении этого письма и не откладывайте передачи приложения в "Л. М.". И что вообще слышно?

Не гордость (ах, с чего бы?), а страдания душевные заставляют меня молчать. Спасибо Вам за "Озимь" и за поздравления с праздником, примите и от меня такое же.

Не пишу, ибо страдаю; страдаю, ибо скучаю; ибо здесь тоска и глушь, лень, надоевшие сплетни, безжурналье, безлюдье и сплошные идиоты вокруг меня. Мне не с кем слова сказать, ей-Богу. Нельзя же ходить разговаривать с Архиповым и Маяковским? От скуки перевожу (стихами, вестимо) трагедию Словацкого (секрет) - но зачем это делаю - одному Богу ведомо. Времени свободного у меня хоть отбавляй, но, кажется, я могу работать только в сутолоке, урывками - или уж совсем в одиночестве, в деревне. А так - ни то, ни се - и я ничего почти не делаю. Стихи пишу плохие.

Об "Озими" толком ничего не слыхал, ибо слышать не от кого. Хочу попытаться тиснуть о ней в "Вед/омостях/" да боюсь: ^{1 2}

Пожалуйста, пишите о себе. Не приедете ли в Москву? Уж очень бы я рад был. Нюра меня к Вам ревнует, хоть Вы и негодный сплетник: зачем распустили здесь слух о журнале? Мне разная сволочь не дает проходу. Известно даже, что мы с Вами получили тридцать тысяч, копейка в копейку. Стоит ли жить в этой помойной яме, которая зовется Москвой? Тьфу!

Я решил никуда не ходить, никого к себе не пускать, ни с кем не знаться. Даже не подхожу к телефону. Ответ обо мне для всех одинаков: дома нет и не будет. Но все это скучно. Вот Вам адрес Португалова: Бол. Афанасьевский пер., 9, кв. 5. Спешите, а то его выселят. Будьте здоровы. Не забывайте.

Нюра шлет привет, благодарит за книгу.

(24.III.15. - дата написана на обороте письма рукой Б. Садовского).

Вы меня не столько разочаровали (я предвидел, что рассказ не для "Лукоморья"), ¹ сколько неверно поняли: я Вам говорил, что стихи могут быть отданы только вместе с рассказом и только при условии аванса, не меньше ста рублей. Я их давал для закуски, вроде деликатеса, - а так я смогу их продать в приличное место. Стихов я пишу мало и дорожу ими. Скажете - меньше дадут? Да, при тысяче строк это разница, а при 36 - все равно. Впрочем, можно их оставить в "Л", но при непременном условии: тотчас должны быть мне заплачены все деньги за все стихи, по рублю, т.е. 36 руб. Иначе - назад, т.к. у меня нет уверенности, что и эта редакция не обокрадет меня, кк обкрадывали другие. Имея честь быть российским литератором, я согласен на все, что по традиции званию сему сопутствует, т.е. голод и проституция с голоду. Но проституировать ради чести быть проституткой - это уже слишком.

Чувствую, что уже достаточно причинил Вам хлопот (и причиняю их условием напечатают моих стихов) - а потому от дальнейших обязан Вас избавить: возьмите же рукопись и кк можно скорее (боюсь он уедет в Москву), пошлите ее Чулкову ² (Царское Село, Малая ул, 47) : пусть он за меня "обивает пороги редакций". Ему пишу.

Жму руку. Ваш В. Ход.

Главное - скорее отправьте рассказ Чулкову.

идея освободиться от издателей мне, конечно, в высшей степени по душе. В члены будущего клуба Вашего весьма прошу меня выбрать. В альманах ¹ нечто дам с удовольствием, но Вы не пишете, к какому времени это "нечто" должно быть у Вас. Между тем, вопрос о том, что именно я бы дал Вам, решается для меня в зависимости от срока. Не поленитесь же известить меня об этом, хотя Вы и нездоровы, по-видимому: письмо Ваше писано не Вашей рукой. Что с Вами? Неужели все та же хворь? ²

Вы напрасно думаете, что "суровая отповедь" моя относилась к Вашему лукоморству. Это было бы с моей стороны странно. Я, признаться, осерчал было на Вас за другое: за то, что по дороге в Пет. успели Вы позабыть мои условия касательно стихов: больше ничего. Надеюсь, однако, Вы на меня не злобитесь, и вся эта, пустячная, в сущности, размолвка не повлияет дурно на добрые отношения наши, которыми я дорожу сердечно. Невместно нам с Вами ссориться на деловой почве: уж лучше давайте когда-нибудь подеремся из-за чего-нибудь более высокого.

В Москве нового почти ничего. Брюсов засадил меня переводить латышских поэтов. ³ Ерунда сплошная. Перевожу только для того, чтобы не говорили будто я лентяй.

"Семейство мое" благодарит Вас за память и шлет привет. Эдгар ходит в школу. Я ему сказал, что если он не будет первым учеником, мне нельзя будет на люди показаться. Несчастный лезет из кожи вон. На днях переводят его в православие, и из Эдгара он станет Егор. Это хорошо, впрочем.

Живу я вот где: Плющиха, 7-ой Ростовской пер, д. 11, кв. 24. По этому адресу и надеюсь получить от Вас ответ о сроке присыла для "Медного Всадника".

Будьте здоровы. Жму руку.

9ноябр.915

Письмо Ваше получил я только вчера, у брата на именинах. Насчет Озаровского ⁴

в том-то и беда, что письмо Ваше я получил своевременно, - а стихов-то у меня и нет, что было - роздал, а новые не пишутся, хоть убей. Пробовал выжимать из себя насильно - да Вы сами знаете, каковы в таких случаях результаты: плохо. А плохого я Вам (да и никому) посылать не стану. Так что уж Вы не гневайтесь и на сей раз махните на меня рукой. Однако же, если что в ближайшее время напишется - пришлю тотчас же обязательно. Ежели опоздаю - верните.

О книгах Ваших в благороднейшей и мудрейшей газете напишу непременно, только пришлите мне и стихи поскорее: буду писать разом о трех, - по всем по трем.

Никита Ваших пьес мне не дал, сказав: пусть сам мне напишет. Не знаю, какого ему рожна надо.

Тут налаживается у меня одна работа, приятная в разных смыслах. Да, вероятно, из этого ничего не выйдет, т.к. меня скоро возьмут на войну: я 1907 г.

Будьте здоровы. Пишите.

2/ХII 915 Москва.

Нюра шлет привет.

С чего Вы взяли, что я закоренел в эгоизме? Я хвораю и ничего больше. Нашелся у меня на спине позвонок, который вздумал пухнуть (,) нашелся врач, путающий меня туберкулезом позвоночника. Я же врачу не верю, но не унываю и лечусь во всю мочь. Кроме того, работаю, как сорок тысяч братьев. Вот и все. Теперь по порядку.

Никитин сезон кончает/ся/ 2 марта, т.е. это будет последняя постановка. Новое в этом году вряд ли поставит. Советую Вам, не предлагая работы сейчас, истребовать с него денег в счет будущего. Я его почти не вижу, в будущей программе моих вещей нет. Не ссорясь, эмансипировался. Скучно там, к тому же чувствую, что в направлении, нужном "Л.М." я просто исписался.

Я ушел из "Русских ведомостей", где занимаются литературой, когда есть свободное время. Ушел, ибо "Утро России" ^{1 2} и увы, о ней мне пришлось молчать. О "Полдне" же писал в No 30, от 30 января. ³ Кое в чем Вас укорял, кое за что хвалил. Приедете - покажу. Кроме того, в No 51, от 20 февраля, напечатал я 300 строк о Федине с упоминанием Ваших изысканий. ⁴ Проберите бюро вырезок.

В Крым Вы не поедете, скорее жена к Вам приедет.

Нашего издателя поймать нельзя. Здесь буквально мне предлагали подписаться под письмом в редакцию, в роде тех, какими обмениваются удрученные горем родители с блудными сынами: "Коля, отзовись!" - т.е. "Не будучи в состоянии лично встретиться с Вами, мы, нижеподписавшиеся, обращаемся к Вам, А. М., при помощи прессы"... и т.д. Пока отложили. Он просто и откровенно скрывается. Сам ищу - не могу ни добыть адреса, ни поймать живьем. Мир стоном стонет. Земля трескается. Илья Пророк грозным словом гремит - нет Кожебаткина, нет издателя, пропали мы. Иначе, как в стиле Ремизова, и говорить о нем не могу.

Спасибо за зов читать: денег нет на поездку, да и поздно: не успеете исхлопотать на меня разрешение. Да и военный призыв у меня на самом носу: говорят, в начале марта.

Счастье, что не я нашел портрет Пушкинский, ⁵ я умер бы от сомнений: то ли его на стенке держать, то ли тысячу получить. Торгуйте, но сперва пришлите мне хорошую фотографию с него. Это обязательно, а то совесть не даст Вам покоя, замучит, задушит, очень плохо будет.

Я перевожу армян, латышей, финнов... ⁶ И назовет меня всяк сущий в ней язык: "ловко", скажет, "переводил покойник". Целую Вас (тоже, если позволите). Всего доброго. Пишите и приезжайте. Неизменно Ваш

26/II 916

(Приписка Анны Ивановны Ходасевич.)

Наконец-то Вы постигли прелесть и третьего члена семейства Чулковых - страшно этому рада - Зоря Чулковых ⁷ христианка, я не унываю и надеюсь на Бога.

Поищите в Петрограде книжку Сад Поэтов - там Вы будете иметь возможность прочесть произведение Софьи Бекетовой. ⁸ Смешно сказать, но меня это очень забавило. Эдгар Вас помнит, любит и целует. Я тоже.

Я ровно настолько хорошо отношусь к Вам, чтобы иметь и право и обязанность говорить откровенно. Если Вам, как заключаю по письму Вашему, не безразлично, мое мнение о Тиняковский истории, ¹ то вот оно в коротких словах.

Тиняков - паразит, не в бранном, а в точном смысле слова. Бывают такие паразитные растения, не только животные. На моем веку он обвивался вокруг Нины Петровской, Брюсова, Сологуба, Чацкиной, Мережковских и, вероятно, еще разных лиц. Прибавим сюда и нас с Вами. Он был эс-эром, когда я с ним познакомился, в начале 1905 г. Потом был правым по Брюсову, потом черносотенцем, потом благородным прогрессистом, потом опять черносотенцем, (уход из Северных записок), потом кадетом (Речь). Кто же он? Да никто. Он нуль. Он принимает окраску окружающей среды. Эта способность (или порок) физиологическая. Она ни хороша, ни дурна, как цвет волос или глаз. В моменты переходов он, вероятно, немножко подличал, но я думаю, что они ему самому обходились душевно недешево. Он все-таки типичный русский интеллигент из пропойц (или пропойца из интеллигентов). В нем много хорошего и довольно плохого. Грешит и кается, кается и грешит. Меня лично иной раз от этого и подташнивало, но меня и от Раскольникова иной раз рвет. Поэтому его "исповедь" безотносительно к тому, в какое положение она ставила Вас (я на минуту отстраняю от себя свои личные чувства к Вам), меня не возмутила, как конечно, и не восхитила. Она была в порядке тиняковщины, только и всего. Но присланная Вами вырезка подла бесконечными своими виляниями, подтасовками и передергиваниями. Это о Тинякове. Теперь о Вас.

"Исповедь" я видал. Вашего возражения не видел, но слышал о нем как раз от Гершензона, ² которому я на основании "исповеди" высказал предположение, что Вы действительно водили Тинякова к Борису Никольскому. ³ Г<ершензо>н с моим предположением согласился и сказал, что оно подтверждается и вашим оповержением в "Бирж", ⁴ тем местом, где говорится о Фете. Думаю, что с Вашей стороны не хорошо было 1) поощрять трусливое, тайное черносотенство Т-ва и 2) так или иначе способствовать снабжению "Земщины" каким бы то ни было материалом. Это нехорошо, из песни слова не выкинешь. Оправдывал я Вас тем, что многое, по-моему, Вы делаете "так себе", а может быть, и с беллетристическим и ядовитым желанием поглядеть "что будет", понаблюдать того же Тинякова, ради наблюдения мятущейся души человеческой. Правда, это немножко провокация, но почему-то не хочется (а не нельзя) судить Вас строго. Гершензон, как мне показалось, был со мной вполне согласен. Вас не ругал, по крайней мере при мне. Думаю, что и без меня. Вообще же в Москве об этой истории как-то не говорят, ее почти не заметили. Вас не бранят. Вырезку покажу, кому надо. Думаю, что Тиняков сам себя съел.

У меня большое горе: 22 марта в Минске, видимо - в состоянии психоза, застрелился Муни. ⁵ Там и погребен.

В письме Вашем неразборчиво: 29-го Вы едете (чудо!) или 23-го? Если 23, то это письмо Вас не застанет. Поэтому хоть открыткой известите о его получении. Молчание буду рассматривать как признак неполучения. Да не черкнете ли (хоть телеграммно), в котором часу и какого числа будете проезжать через Москву. Поезд стоит здесь минут сорок на Курском вокзале. Я бы на Вас поглядел.

Будьте здоровы, не гневайтесь за откровенность и верьте, что я истинно хорошо отношусь к Вам. Где же книга и какая она? Стихи? Рассказы? Статьи?

Только что получил Ваше письмо и сейчас же позвонил Балиеву. Оказалось, что он в Харькове, вернется числа 20то. Тогда позвоню еще.

Не гневайтесь, что не приехал Вас повидать на вокзале: очень плохо себя в тот день чувствовал. Дела мои вообще чрезвычайно плохи: у меня туберкулез позвоночника. Надели на меня третьего дня гипсовый корсет, это довольно невыносимо. А придется в нем проходить лет пять, если не помру. Не снимается он даже на ночь. Дай Вам Бог этого не испытывать. В начале июня, кажется, поеду в Крым, но точно еще не знаю, куда и когда. А, может быть, и не поеду. Тогда Вы в июле увидите мои мощи в Москве.

За "Ледоход" ¹ спасибо. Но на другой день после того, как я его получил, Айхенвальд уже умудрился написать о нем в "Утре России". ² Книга приятная, но кое-каких заметок я бы в нее не включал. Лермонтов, Фет и . .. Ауслендер, ³ Не стоило.

Сердечно рад семейным Вашим радостям. Но рука Ваша пишет плохо (разумею, конечно, почерк, а не "блистательное перо"). Следственно: скорей обучайте сына грамоте, да растет на помощь немощному родителю.

Будьте здоровы. Обнимаю.

О Балиеве не забуду.

М. 17 мая 1916

(Открытка)

Никита только сегодня приехал в Москву. Завтра и послезавтра - праздники. Во вторник он дал слово выслать Вам деньги. Я плох. 4-го еду в Крым. Пишите по адресу: Севастополь, 36-й почтовый ящик Марии Алексеевне Сербуленко, для передачи и т.д. Обнимаю.

Нюра шлет привет.

приехала ко мне Нюра, рассказывала о Вас, - и мне захотелось напомнить Вам, что взаимное "неписание" не должно нисколько влиять на наши добрые отношения. Слышал о Ваших недугах и новом лечении. Усадите же кого-нибудь и продиктуйте длинное обстоятельное послание о своем здоровье (это прежде всего), о планах, работах и прочем. Вы, кажется, знаете мою нелюбовь к желтокожим. Обязуюсь заключить вечный союз с Китаем, если сын Небесной империи сумеет Вас починить. ¹ Обязуюсь даже признавать этих обезьян людьми и братьями. Нет, кроме шуток, как Вы себя чувствуете? Ваша хворь меня по-настоящему очень и очень огорчает. Пишите же.

Я? Я изрядно поправляюсь, стал очень черен, забыл про головокружения, только спина еще не действует. Я отдохнул очень, ибо 3 месяца ничего не делал. Это мне даже надоело. Писал Балиеву, предлагал ему себя в обмен на золото, - молчание. Он тут водил за нос Нюру - и все. Ни работы, ни золота я не получил. Он, вероятно, надеется, что по примеру прошлых лет использует меня в Москве для экстренных работ. Увы, это ему не удастся. Не стану. В моей болезни Лет. Мышь очень повинна. Довольно.

Сплетен, сплетен, ради Аполлона! Что меценат? Чем дует из Петербурга? Жив ли Бобров? ²

Нюра шлет привет. Я здесь до конца сентября. Долго ли пробудете в Москве? Увидимся ли?

(В конце 2-го листа написано: "Адрес мой: Федосия, Таврической губ. Коктебель, дача Волошина").

мне очень стыдно затруднять Вас просьбой, и я бы никак не решился сделать это ради себя. Но дело идет не обо мне.

Вчера отправлен к Вам в Нижний, в какую-то студенческую распределительную школу прапорщиков, мой добрый знакомый, умный и хороший человек, Сергей Яковлевич Эфрон, ¹ муж Марины Цветаевой. (Вы с ним летом встречались у Нюры). Человек он совсем больной и не очень умеющий устраивать свои дела, к тому же не имеющий в Нижнем знакомых. Я решился дать ему Ваш адрес. Так вот, если он к Вам зачем-нибудь обратится, - не откажите ему в дружеской услуге и внимании. Может быть, он воспользуется Вами для устройства хождения в отпуск или чего-нибудь в этом роде. Может быть, ему предстоят какие-нибудь комиссии и проч.: используйте же и в сем случае то влияние, которое есть у Вас и у Вашей семьи в Нижнем. Повторяю, это человек больной, как и мы с Вами. Его жаль душевно. Все, что Вы сделаете для него - Вы тем самым сделаете для нас с Анной Ивановной. Еще раз простите, - но мне Эфрона мучительно жаль. Он взят по какому-то чудовищному недоразумению.

Если Вам не чересчур трудно - черкните пару слов о себе, главное - о здоровьи. Что пишете и замышляете?

О себе писать прямо не могу: не любопытно. Занят, занят, занят, а толку не вижу. Пишу статью о Пушкине, ² перевожу Стендаля, ³ написал пяток макаберных стихов. Видали Вы 1-ую книгу Альманаха "Стремнина"? ⁴ Там Брюсов "докончил" Египетские ночи. Посмотрите.

Не собирайтесь ли в Москву? Приезжайте, ежели можно. Я живу без сверстников, это скучно.

Ну, будьте здоровы. Обнимаю Вас и прошу не забывать Вас сердечно и неизбывно любящего

Не забудьте же Эфрона!

Ах, Русалка!.. Ах, Скупой Рыцарь!.. Ах, Борис Садовской!..

сердечное Вам спасибо за книжку. ¹ Шла она ко мне без малого сто лет. Нужны ли Вам мои похвалы? Скажу все-таки, что есть в ней прекрасные стихи, - "Памятник", например. Холодновата она местами - да уж таков Садовской. Вероятно, ему и не надо быть иным.

Многое из того, что в ней сказано в смысле "политическом" (глупое слово), - как Вы знаете, для меня неприемлемо по существу. Но это все вопросы такие огромные, что о них поговорим при свидании. Не ругайте за то, что не побывал у Вас. Виноваты: хворь моя, Гершензон, говоривший: "поедемте вместе" да так и не собравшийся, гнусное житье вообще. Но я уверен, что мы еще с Вами не только наговоримся, но и надоедим друг другу. Не приедете - сам приеду, помяните мое слово. Дайте вот только перемолоться муке. Верю и знаю, что нынешняя лихорадка России на пользу. Но не России Рябушинских и Гучковых, а России Садовского и ... того Сидора, который является обладателем легендарной козы. Будет у нас честная трудовая страна, страна умных людей, ибо умен только тот, кто трудится. И в конце концов монархист Садовской споется с двухнедельным большевиком Сидором, ибо оба они сидели на земле, а Рябушинские в кафельном нужнике. Не беда, если Садовскому-сыну, праправнуку Лихутина придется самому потаскать навоз. Только бы не был он европейским аршинником, культурным хамом, военно-промышленным вором. К черту буржуев, говорю я. Очень хорошо, если к идолу Садовского будут ходить пешком, усталыми ногами. Не беда, ежели и полущат у подножия сего истукана семячки. Но не хочу, чтобы вокруг него был разбит "сквер" с фешенебельным бардаком под названием "Паризьен" (Вход только во фраках, презервативы бесплатно). Сквер - штука скверная, это доказуемо и филологически, как видите. Туда ездят в автомобилях.

И кое-что из хорошего будущего мы еще с Вами увидим. А пока обнимаю Вас и прошу простить за сумбурное письмо. Пожалуйста, известите о здоровьи.

(Письмо напечатано на бланке, машинопись.)

Издательство

Всемирная Литература

при

комиссариате народного

просвещения

Московское отделение

Знаменка, М. Знаменский пер. д. 8, кв. 10

Телеф. 2-56-47

конечно, Вам ничего бы не стоило хоть изредка уведомить меня о своем здоровий, о том, что делаете, и проч. Да видно, Вам лень - ну, и Бог с Вами. По бланку этого письма можете Вы судить о том, что есть в Петербурге Всемирная Литература. Во главе ее стоит Горький, издает она переводы, я наряжен править ее Московское Отделение, но все это не любопытно. Есть тут у нас с Гершензоном затеи полюбопытнее, но когда и чем они кончатся - одному Богу ведомо. Живем, как полагается: все служим, но плохо, ибо хочется писать, а писать нельзя, потому что служим. У Белого уже истерика, ¹ у меня резиньяция с примесью озлобления.

Валерий ² записался в партию коммунистов, ибо это весьма своевременно. Ведь при Николае II-ом он был монархистом. Бальмонт аттестует его кратко и выразительно: подлец. Это не верно: он не подлец, а первый ученик. Впрочем, у нас в гимназии таких били без различия оттенков. Младший брат ³ его вернулся из плена, изучив там 666 языков, коим не может найти применения, ибо кроме него на сих языках говорят одни католические миссионеры, побывавшие в Центральной Африке. Но миссионеры съедены еще до введения карточной системы. Из сего благоволите заключить, что я не подобрел, а Саша не поумнел.

Некий Абрамов издает в Москве журнал "Москва", ⁴ двухнедельный, почтенный и скучный. Пишут в нем уважаемые покойники: Валерий, Бальмонт, Ремизов, Блок, я. Если у Вас есть хорошенький гробик червей на 300-400, то я уполномочен просить Вас присоединиться к нашему обществу. Получите не меньше, как по рублю за червя, тотчас по прибытии гроба в кладбищенскую часовню, сиречь в редакцию. Послать можете мне, кистер мне приятель. Это только фасон говорить дурашный, а просьба серьезная и почтительная.

Меценат лавочку свою прикрывает. Служит экспертом по заключению договоров с авторами в Театральном отделе. Убили бобра!

(На бланке Всемирной литературы, машинопись).

О состоянии Вашем давно я привык судить по почерку. На сей раз он очень меня порадовал. Да здравствует эшафот: оказывается, это панацея.

Жаль, что не хотите писать в "Москве". Но раз таков зарок, я, конечно, молчу. ¹

Понимать я Вас, сколько умею, пойму: это лирически. А практически, простите, не беру в толк. Что жизнь надобно перестроить, Вы согласны. До нашего времени перестройка, от Петра до Витте, шла сверху. Большевики поставили историю вверх ногами: наверху оказалось то, что было в самом низу, подвал стал чердаком, и перестройка снова пошла сверху: диктатура пролетариата. Если Вам не нравится диктатура помещиков и не нравится диктатура рабочего, то, извините, что же Вам будет по сердцу? Уж не диктатура ли бельэтажа? Меня от нее тошнит и рвет желчью. Я понимаю рабочего, я по какому-то, может быть, пойму дворянина, бездельника милостию Божиею, но рябушинскую сволочь, бездельника милостию собственного хамства, понять не смогу никогда. Пусть крепостное право, пусть Советы, но к черту Милюковых, Чулковых и прочую "демократическую" погань. Дайте им волю - они "учредят" республику, в которой президент Рябушинский будет пасти народы жезлом железным, сиречь аршином. К черту аршинников! Хороший барин, выдрав на конюшне десятка два мужиков, все-таки умел забывать все на свете "средь вин, сластей и аромат". ² Думаю, что Гавриил Романович мужиков в Званке ³ дирал, а все-таки с небес в голосах раздавался. ⁴ Знаю и вижу "небесное" сквозь совдеповскую чрезвычайку. Но Россию, покрытую братом Жанны Гренье, ⁵ Россию, "облагороженную" "демократической возможностью" прогрессивного выращивания гармонических дамских бюстов, - ненавижу, как могу. А боюсь, что молодежь Ваша к тому идет. Вот что страшно. Я понял бы Вас, если б Вы мечтали о рестраврации. Поймите и Вы меня, в конце концов приверженного к Совдепии. Я не пойду в коммунисты сейчас, ибо это выгодно, а потому подло, но не ручаюсь, что не пойду, если это станет рискованно. Вот Вам и все.

Не правда, что Розанов ⁶ умер с голоду. Его коллекция была у него. Я сам передал ему три тысячи, которые выпросил у Горького. Давали ему денег и еще какие-то лица и организации. После него осталось тысяч на 15 (пятнадцать) бумаги (книжной); о каком же голоде можно говорить? Страдал он морально: этому верю и это уважаю. Еще страдал курьезно: от отсутствия кур и творогу. И это понимаю. Но от гурманской грусти до голодной смерти так же далеко, как от нас до добровольческой армии, в которой где-то находится Юрий Никольский. ⁷ Все сии сведения, как о Розанове, так и о Никольским подтвердит Гершензон, который Вам шлет привет.

Анна Ивановна Вам пишет особо сегодня же. Эдгар учится в Единой трудовой школе. Таблицу умножения уже забыл. Снег швырять с крыши еще не научился. Это переходный возраст.

Вы буржуй, ибо пишете. Я вот так занят, что работать мне некогда.

Белого трудно поймать: поэтому, чтоб не откладывать письма, пишу Вам, еще с ним не повидавшись. Но надеюсь, что на днях ухвачу его за шиворот и заставлю Вам написать. Впрочем, заранее уверен, что он с Вами во всем согласен - вплоть до ближайшего несогласия.

Ну, прощайте пока, пишите. Коли можно, пришлите стишков для чтения "в кругу семьи". Обнимаю Вас.

Трудовая артель

"Книжная Лавка

Писателей"

Леонтьевский, 16

Очень была тронута, получив Ваше письмо. Радуюсь ужасно, что Вы поправляетесь - авось Ваша будущая жена нам не помешает покататься еще на автомобиле.

В Москве жить очень плохо: холодно и голодно. Единственная моя отрада - это моя "лавочка". ² Работаю в ней с большим удовольствием, а по праздникам без нее скучаю. Все мое мировоззрение на людей зависит от их отношения к "лавочке". Так, например, ненавижу Кожебаткина - он предпочитает советские магазины, которые у него в издательстве покупают на тысячи, а мы только на сотни, а потому он нам не дает новых книг - такое хамство!

Вообще наша "лавочка" почти "Литер-худ. Кружок". Все московские писатели постоянно здесь бывают. Правда, их немного - уехали многие на Украину есть сахар - не люблю таких.

Красивые женщины тоже куда-то исчезли - должно быть тоже уехали на Украину. Серпинская очень подурнела и занялась спекуляцией. Вообще я нигде не бываю - трамваев вечерами нет, да и за день перевидаешь столько людей, что вечером хочется только молчать и думать. Встаю рано, ложусь рано и назло всем цвету и толстею. Немножко влюблена - в кого не скажу (только, Бога ради, не думайте, что "он" футурист - не-на-вижу их) !

Стихи почти не пишу. За то каждую строчку Владика научилась ценить - уж очень он у меня умен и хорош - и за что мне, грешнице, Бог такого мужа послал?!

Эдгар здоров, растет, учится в "трудовой школе" и летом со школой уезжает в детскую колонию в Полтавскую или Черниговскую губ. Очень стал самостоятелен и практичен - настоящее дитя нашего времени. Пишу это письмо в своей "лавочке" - прерывают каждую минуту, а потому очень извиняюсь за нелитературный стиль. Я здесь лицо нужное, недаром получаю 1500 р., в месяц. Ну, всего Вам хорошего. Очень я была довольна, что Вы меня вспомнили. Напишите еще, пожалуйста. Крепко жму Вашу руку - остаюсь дружески любящая Вас София Бекетова-Ходасевич.

(На бланке Всемирной Литературы).

причины моего молчания. Признаюсь еще в том, что даже получив Ваше письмо, я не верил в возможность разрыва. То, что нас связывает, во много раз прочнее и неизменее всего, что могло бы разъединить. В некотором смысле у нас с Вами общая родина: "Отечество нам - Царские село".

Просить у меня прощения Вам почти не за что. Немного обидно мне было прочесть Вашу фразу: "Я не знал, что Вы большевик". Быть большевиком не плохо и не стыдно. Говорю прямо: многое в большевизме мне глубоко по сердцу. Но Вы знаете, что раньше я большевиком не был, да и ни к какой политической партии не принадлежал. Как же Вы могли предположить, что я, не разделявший гонений и преследований, некогда выпавших на долю большевиков, - могу примазаться к ним теперь, когда это не только безопасно, но иногда, увы, даже выгодно? Неужели Вы не предполагали, что говоря Вам о сочувствии большевизму, я никогда не скажу этого ни одному из власть имущих. Ведь это было бы лакейство, и я полагаю, что Вы не сочтете меня на это способным.

Ну, да все это пустяки. Поставим на этом крест - и конец. Еще очень рад я Вашему доброму душевному состоянию. Дай Бог, чтоб оно угублялось и крепло. Еще дай Бог - нам с Вами поскорее увидеться. Тогда, может быть, Вы услышите от меня слова, которые писать долго и трудно, но которые много Вам во мне объяснят, хотя, пожалуй, покажутся как будто противоречащими моему "большевизму".

В Вашем сборнике с удовольствием приму участие. Когда надо будет прислать стихи - черкните. На ближайших днях выйдет моя книга. ¹ Тотчас, конечно, пришлю Вам.

Ваше письмо передал Белому в тот же день, как сам получил его от Гершензона.

"Ты сплетен ждешь, царица? - Нет их!"

- то есть и есть да скудные. Сплетен не стало, остались одни дела. Впрочем, как-нибудь на досуге посплетничаю. Жду подробностей о Вашем житье. Анна Ивановна Вас целует, Эдгар тоже. Все мы Вас очень помним и очень любим.

О здоровье не пишете! Но радуюсь хорошему почерку.

Вы, вероятно, негодуете на меня за молчание и неисполнение поручений. Но я не столь плох, как Вам кажется. Слушайте. Мне не хотелось писать Горькому о Вашем деле: не по лености не хотелось, а по тактическим соображениям. Наконец, дождался я его приезда и в первое свидание сделал то, что мог. Посылаю Вам письмо Горького нижегородским исполкомщикам. Он говорит, что письмо (с которым Ваш батюшка должен туда отправиться и переговорить с председателем Исполкома) должно подействовать... Необходимое примечание: в начале горьковского письма сказано: "Прилигая при сем письмо гр. Ал. Садовского". Здесь подразумевается прилагаемая записка Вашего батюшки, которую я показывал Горькому. Пожалуй, будет лучше, если Ваш батюшка перепишет эту записку, оставив в ней все по-прежнему, но смягчив редакцию сохранив ее смысл).

Согласно Вашему желанию, я совершенно не упоминал Горькому о Вас. Он только спросил сам, идет ли здесь дело о Вашем отце. Я сказал: "да" - и ничего больше.

Буду бесконечно рад, если Вам удастся уладить дело. Пожалуйста, известите меня о результатах.

нет, изд. Сабашникова рублей по 600 за том и т.д. Однако, помню Вашу нужду и если что подвернется - добуду.

Теперь вот еще что. Думаю, что необходимо Вам стать членом нашего Союза. ¹ Это дает кое-какие блага, вроде охраны библиотеки, а м.б., и пайка. На днях все частные книгохранилища, сверх 500 томов, будут изъяты от владельцев во всей России. Члены Союза получат охранные грамоты. Поэтому пришлите-ка заявление по след. форме.

Союз Писателей

      Такого-то, живущего там-то

Прошу принять меня в число членов Союза. Имею такие-то печатные труды (Перечислите несколько своих книг). Рекомендуют меня такой-то и такой-то (Две фамилии, лучше всего из числа следующих: Гершензон, Ходасевич, А. М. Эфрос, Ю. К. Балтрушайтис). Ваша подпись.

За необходимость "рекомендации" не вздумайте обидеться. Это формальность, необходимая по уставу для всех, кто не состоял в числе членов-учредителей. Было курьезно, когда мне пришлось "рекомендовать" Горького и Брюсова. Заявление пришлите мне. Я дам его подписать "рекомендателям" и передам куда следует. Настоятельно советую сделать это

О себе сообщу только то, что лишь 2-3 дня, как встал. Пролежал 7 недель. Был у меня фурункулез: 40 нарывов во всем теле, один за другим. ² Измучился и оброс бородой, что уморительно. Мои Вам кланяются. Будьте здоровы. Очень по Вас соскучился.

Как нельзя более огорчило меня письмо Ваше, т.е. фраза в нем: "я очень плох". Убедительнейше прошу Вас: черкните, что это значит. Я не думал никогда, что Вы будете скакать козликом, но "я очень плох" - хуже моих ожиданий. Еще раз, очень обстоятельно о своем здоровьи.

Я все хвораю. 64 нарыва "посетили" меня. Изнурительно.

Еще вот что: мало благодарностей, это не важно, а важно то, чтоб отец Ваш чего-нибудь действительно добился. Сообщите о последствиях горьковского письма. Если оно не возымело действия, то не надо ли, чтобы отсюда кто-нибудь прикрикнул?

С Чулковым я не враждую, но - общего у нас мало, Вы знаете. У Профессорши скоропостижно умер профессор, от грудной жабы, тому назад с месяц.

Новостей нет. Из "Вс. Лит." я ушел, т.е. из заведующих, - очень устал. Однако, пишите мне на адрес "Вс. Лит" - ибо я собираюсь менять квартиру. Итак, Знаменка, М. Знаменский, 8, кв. 10, "Вс. Лит" - для Х-ча.

25 мая 1920, вторник.

(Обрывок программы. На листке типографским способом напечатано:)

Программа

     Сегодня

     1 отделение

Марш Флора муз. Зауэр

Попурри из оп. Евгений Онегин Чайковского

Прогулка Калифа Турина

(На обороте листка карандашом почерком В. Ходасевича:)

На бульваре у грека Вы яичницу кушали.

Но галантного сердца Вы - увы! - не подслушали, -

Вы спокойно обедали у решотных перил.

А вдали золотилось пенсне Арцыбашевой,

Златотлела заря, зарумянив закат.

Отпивая из чашки густой шоколад.

Владислав Ходасевич

Род. 1886 г.